Выдержки из книги И.В. Долининой «Великие люди глазами гомеопата».

Максим Горький (1868 — 1936)

Горький сумел найти живописную яркость там, где до него видели одну бесцветную грязь.

С. Венгеров                                                                                                                                                          Жизненный путь и история болезни

Максим Горький – гордость советской литературы – был одним из немногих, кто получил такое прижизненное признание. Его именем были названы город, улицы, два театра, теплоход, самолет и литературный институт. Он общался с выдающимися людьми своего времени: Львом Толстым, Чеховым, Андреевым, Репиным, Брюсовым, Розановым, Морозовым, Буниным, Гербертом Уэллсом и Роменом Ролланом. Переписывался с символистами и реалистами, большевиками и эсерами, академиками и колхозниками, Лениным и Сталиным.

Алексей Пешков впервые подписался псевдонимом Иегудиил Хламида. В этой «хламиде» еще допотопного путника Иегудиила он, собирая горечь познания, странником прошел по Руси. Рано потерял родителей: отец умер от холеры, когда ему было три; мать – от туберкулеза, когда ему было одиннадцать. Испытал жестокость и своих, и чужих, был отдан «в люди» — работал посыльным, помощником пекаря, истопником и кем придется. Бросил школу, оставшись без аттестата о среднем образовании.

Приобрел известность с 1897 года, когда его книги стали расходиться десятками тысяч экземпляров. Только пьеса «Мещане» (1900) разошлась за 2 недели тиражом 25000 экземпляров. Как писал С. Венгеров: «Горький вывел пред изумленным читателем целую галерею типов, мимо которых прежде равнодушно проходили, не подозревая, что в них столько захватывающего интереса».

Накануне XX века общество жаждало перемен. На какой-то период «героем времени» стал человек, выпавший из социума и отрицающий его – это горьковский странник, босяк. Основными вопросами литературы этого периода стали мотивы правды, мира, безумия и судьбы. В 1915 году Горький пишет в статье «Две души»: «У нас, русских, две души – одна от кочевника-монгола, убежденного в том, что судьба – всем делам судья. А рядом душа славянина, она может вспыхнуть красиво и ярко, но горит недолго».

В революции писатель увидел эксперимент, за который «русский народ заплатит озерами крови». Если бы Ленин не считал Горького «своим» и не выпустил бы его в 1921 году в Финляндию, а затем – в Италию, репрессий было бы не избежать. Ильич переживал за здоровье Горького давно, и еще в 1913 году писал ему: «Упаси боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности <…> Заезжайте к первоклассным врачам в Швейцарии и Вене – будет непростительно, если Вы этого не сделаете». Из заграничного спокойствия дозированная информация с родины выглядела более оптимистично. Писатель поправлял здоровье и много работал.

Ему везло со спутницами жизни. Все они в той или иной степени помогали и вдохновляли. Муз у писателя было немало: Мария Басаргина, Ольга Каминская, Екатерина Волжина (Пешкова), Мария Андреева, Мария Закревская, Варвара Шейкевич и другие. Горького всегда привлекали неординарные женщины с богатым прошлым.

Ольга Каминская еще до встречи с Пешковым успела дважды побывать замужем, родить дочь и отсидеть в тюрьме за помощь революционерам. Союз распался из-за ее измен. Екатерина Волжина (1876 – 1965), единственная законная супруга, была тихой и домашней. Работала корректором и правила множество рукописей мужа.

После 7 лет совместной жизни, несмотря на двух общих детей, писатель оставил ее ради актрисы Художественного театра Марии Андреевой (сценический псевдоним, настоящая фамилия — Желябужская). В 1900 году во время гастролей в Севастополе их познакомил Антон Чехов. Мария оставила мужа и двоих детей и 10 лет прожила с Горьким.

Эта неординарная женщина пользовалась покровительством Саввы Морозова, который щедро спонсировал большевиков, передав им не менее миллиона рублей золотом. Он финансировал газеты «Искра», «Новая жизнь» и «Борьба», прятал у себя в имении Николая Баумана, Леонида Красина и других.

Андреева привлекла к меценатству и Горького – вместе они поехали в США собирать средства на нужды революции. Вояж не вполне удался, но это не помешало Пешкову пожертвовать большевикам часть своего гонорара. Мария выезжала с писателем на Капри, откуда вернулась в 1913 году. После революции ее назначили комиссаром театров и зрелищ союза коммун Петрограда. По инициативе Андреевой был открыт Большой драматический театр. Мария надолго пережила Горького, умерев в 1953 году в возрасте 85 лет.

Следующая женщина писателя, также Мария, тоже имела несколько фамилий (Закревская, Бенкендорф, Будберг), согласно своей бурной жизни. Знакомство состоялось благодаря Корнею Чуковскому, который порекомендовал девушку в литературные секретари.

Несмотря на юный возраст, она в совершенстве знала несколько языков, не чуралась крепкого алкоголя («могла перепить любого матроса») и солидных мужчин: английского посла Локкарта, писателя Герберта Уэллса, сотрудников ГПУ. Она была моложе Горького на 24 года и в свои 28 уже имела двоих детей.

Считается, что Мура (прозвище Марии) была агентом как минимум двух разведок – советской и английской. Скорее всего, именно она способствовала смерти писателя после возвращения на родину, а потом передала архив его переписки со старыми большевиками Сталину. В обход прямых наследников Мария получила права на издание книг классика за рубежом и уехала к давнему другу Герберту Уэллсу. Умерла в возрасте 83 лет.

Возвращение писателя в СССР было обставлено как событие государственной важности – его окружили роскошью и почетом. При этом вся переписка и поездки Горького тщательно контролировались. В начале июня 1936 года он заболел пневмонией. Несмотря на лечение (а может быть, из-за него) состояние Горького ухудшалось. Жена, Екатерина Пешкова, вспоминала: «Пульс едва заметный, неровный, дыхание слабело, лицо и руки коченели, появились беспокойные движения руками, которыми он точно снимал что-то с себя».

Но в этот день Алексей Максимович выкарабкался – ему ввели камфору. «Я был так далеко, откуда так трудно возвращаться», — сказал он близким. Но вскоре второй приступ болезни свел Горького в могилу. «В июле 1963 года Алексей Пешков умер, а Максим Горький остался жить», — написал Евгений Замятин.

Размышления над гомеопатическим диагнозом

Типировать Максима Горького, как и любого выдающегося человека, нелегко. Но поразмыслить о характере А. Пешкова через призму судьбы и творчества вполне возможно – это не убавит авторитета, а, наоборот, сделает его ближе и роднее.

Внешность классика знакома нам всем: от профиля на первой странице Литературной газеты до знаменитого фото в шляпе. Облик, воистину, запоминающийся: широкие скулы, выразительные голубые глаза, прямая осанка, окающий говор. У Горького была особенная манера одеваться: темная с узким ремешком косоворотка, темные же суконные шаровары и сапоги с высокими голенищами.

Хорошим здоровьем Пешков не отличался: в раннем детстве перенес холеру, в отрочестве испытывал горе и лишения, а позже заболел туберкулезом. Были испытания «и голодом, и холодом»: «По ночам, работая, я укрывался одеждою, какая была у меня, сверху – ковром <…> И все-таки приобрел сильнейший ревматизм», — так вспоминал он о времени, когда жил в холодном сарае, так как другого дома просто не было.

С точки зрения гомеопата, это ситуация Каустикума: ревматический полиартрит с болями, тугоподвижностью и ухудшением от холода. У Пешкова была и другая каустикумная проблема – хронический бронхит курильщика (выкуривал до 80 папирос в день). Но самое главное – в его характере можно обнаружить много каустикумных черт.

Тип Каустикум прост в быту, не боится трудностей, а порой сам стремится к ним. Это борец за справедливость, которую ставит выше собственных интересов и интересов семьи. Известно, что Горький, не заботясь о собственной безопасности, хлопотал о судьбах репрессированных.

Каустикум снисходителен и душевно чуток: в доме Горького постоянно находились и проживали нуждающиеся. У Каустикума повышен уровень самокритики: Горький тяготился почетом, которым его окружили в зрелые годы. Каустикум мечтает о государстве всеобщего благоденствия, устроенному по типу коммуны: именно эти мечты высказаны во многих рассказах и пьесах Горького. Тип Каустикум склонен впадать в религиозную или политическую экзальтацию: Горький восхищался социалистическими стройками, а объектом его религии был сам человек.

Каустикум не выносит волевого давления: Горький несколько раз надолго выезжал заграницу, спасаясь от давления властей. В работе такой человек отличается скрупулезностью, точностью проработки деталей и может вести несколько проектов одновременно: именно так относился к труду писатель по воспоминаниям современников. Итого, каустикумная версия имеет право на существование, но все же не объясняет всех качеств характера А. Пешкова.

Если опираться на основной диагноз (туберкулез), то возникает версия Туберкулинума. Такой человек нуждается в новых впечатлениях, имеет острую тягу к бродяжничеству. Горький объездил и исходил пешком множество мест; это было связано как с обстоятельствами жизни, так и с велением его натуры. Мотив странничества проходит через все его творчество: «Все мы на земле странники <…> Говорят, что и земля-то наша в небе странница» (Лука, «На дне»).

Тип Туберкулинум испытывает искренний интерес к людям. Это не досужее любопытство зеваки, а любознательность по отношению к «действующим лицам». Именно благодаря такому качеству натуры писатель смог показать большое количество характеров и судеб. Тип Туберкулин ценит красоту: Горький с восхищением изображал красивых людей. Ему принадлежит фраза «Красивые всегда смелые», которая выражает мысль об особых правах красоты в мире людей.

Раннее творчество Горького имеет туберкулинные четы: разностильность, мотивы огня (пламени, факела) и самопожертвования, пафос свободы, героическое мироощущение («Героическое дело требует героического слова»). Романтический герой Горького – гордый, сильный, красивый, с «солнцем в крови». Он помещен в необычные, исключительные или условные обстоятельства: доисторическую действительность, цыганский табор, мир животных. Пейзаж (лес, степь, море) взаимодействует с героем как нечто одушевленное. Горький пользуется аллегориями, гиперболами («Сильнее грома грянул Данко»), гротеском (герой Ларра – сын женщины и орла). Его тексты построены на контрасте и драматизме. Все эти особенности укладываются в тип Туберкулин.

По отношению к противоположному полу такой человек не столь сексуален, сколь эротичен: избранницы Горького были красивы и обладали женским магнетизмом. Туберкулин неразборчив в связях, он не хочет считаться с правилами и приличиями. И эти черты присутствовали в характере Алексея Максимовича. Не получив развода, он называл женой другую; имел отношения с замужними; мог простить измену. Мы видим, что у Горького было много качеств Туберкулина, но все же этот тип для него слишком легковесен.

Дальнейший анализ приводит нас к гомеопатическому «тяжеловесу» — Сульфуру. Для такой личности характерны неприхотливость в быту, пренебрежение условностями, глобальность и энциклопедичность мышления. Известно, что «университетами» Горького были жизнь и самообразование. Его память вмещала огромное чисто фактов: дат, цифр, событий.

Тип Сульфур склонен писать длинные письма не только друзьям, но и оппонентам и различным инстанциям. Переписка Горького занимает целые тома. Только своей жене Е. Пешковой, несмотря на разрыв личных отношений, он написал более 600 дружеских посланий. Вел обширную переписку с учреждениями, решая бытовые вопросы нуждающихся товарищей, малознакомых людей, тех, кто просто использовал его положение в личных целях.

Тип Сульфур любит ниспровергать авторитеты: в переписке с Бухариным Горький нелестно отзывался о Сталине, сравнивая его с увеличенным микроскопом вредным насекомым. Тип Сульфур поклоняется разуму человека. Все творчество Горького было воззванием к этому: «Правда – бог свободного человека», «Хозяин тот, кто трудится». Писатель считал, что человек способен развиваться бесконечно. Он говорил не об изменении государственного строя, а о совершенствовании духа.

Тип Сульфур тяготеет к афоризмам. Творчество Горького пронизано ими насквозь: «Если враг не сдается, его уничтожают», «Рожденный ползать летать не может», «В жизни всегда есть место подвигу». Романы Горького сульфурны по своей сути. Это хроники, охватывающие несколько поколений на фоне изменений в обществе.

Советские литературоведы записывали Горького в соцреалисты, но есть и другие взгляды. Михаил Голубков, профессор МГУ, указывает на несомненную близость писателя к модернистскому видению мира. Модернизм не претендует на изучение связи характера и среды, представляя личность как нечто непознаваемое рациональным путем.

В «Деле Артамоновых» (1925) предметом изображения является мистическая предопределенность вырождения династии промышленников, которое непременно происходит именно в третьем поколении.

Иррациональная логика судьбы – упавший паровой котел – забирает жизнь Артамонова-старшего. Это «красное тупое чудовище» обращается в символ дела, сводящего счеты со своим зачинателем. Оно «раздавливает» (ожившая метафора) основателя, а позже отбирает силы и средства наследников.

Сульфур – прирожденный мыслитель, погруженный в мировые проблемы. Горький не только сам был таким человеком, но и наделил философским мышлением многих своих персонажей, даже босяков, обитателей ночлежки. Тип Сульфур хорошо сопрягается с характером писателя, но у Горького не было главного – сульфурного эгоизма.

Его внешняя отстраненная реакция на удары судьбы (смерть дочери и гибель сына) говорила не о равнодушии, а о шоковом состоянии. Алексей Максимович был легок на слезу, когда плакал от умиления над чьим-то творчеством. Личные же драмы он переживал глубоко, без демонстрации своих чувств окружающим. Таким потрясений было немало; к сожалению, они не столько закалили характер, сколько износили здоровье и придали мрачный оттенок творчеству.

Горький – писатель-глыба, Данте низов общества, прошедший через грязь, но не замаравшийся. Эти качества натуры позволяют гомеопату думать о препарате из семьи благородных металлов. Речь идет о золоте – типе Аурум.

Это человек нелегкой судьбы, в которой потери и роковые обстоятельства накладывают отпечаток на характер и здоровье. Всем гомеопатам известна склнность Аурума к суициду. Таких случаев в жизни А. Пешкова было не менее двух: в 19 лет он стрелялся и пытался отравиться из-за любви к некой Марии Деревянкиной. Хотел оставить предсмертную записку: «В смерти моей прошу обвинить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце».

Горького спасла сильная тяга к познанию и труду. Так и тип Аурум склонен работать до полного исчерпания своих возможностей. Если требуют обстоятельства, он вкладывает всего себя в физический труд, связанный с серьезным риском.

Не всем известно, что в определенный период жизни Горький страдал галлюцинациями. В 1889 году он тесно общался с неким Николаем Васильевым, который погружал его в недра философии. Под влиянием этих бесед у Пешкова возникли видения и симптомы деперсонализации. Описания этих нарушений психики содержатся в автобиографическом рассказе «О вреде философии».

«Я видел нечто неописуемо страшное: внутри огромной, бездонной чаши, опрокинутой на-бок, носятся уши, глаза, ладони рук с растопыренными пальцами, катятся головы без лиц, идут человечьи ноги, каждая отдельно от другой, прыгает нечто неуклюжее и волосатое, напоминая медведя, шевелятся корни деревьев, точно огромные пауки, а ветки и листья живут отдельно от них; летают разноцветные крылья, и немо смотрят на меня безглазые морды огромных быков, а круглые глаза их испуганно прыгают над ними; вот бежит окрыленная нога верблюда, а вслед за нею стремительно несется рогатая голова совы, — вся видимая мною внутренность чаши заполнена вихревым движением отдельных членов, частей, кусков, иногда соединенных друг с другом иронически безобразно».

«Из горы, на которой я сидел, могли выйти большие черные люди с медными головами, они тесной толпой идут по воздуху и наполняют мир оглушающим звоном, — от него падают, как срезанные невидимою пилой, деревья, колокольни, разрушаются дома; и вот — все на земле превратилось в столб зеленовато-горящей пыли, осталась только круглая, гладкая пустыня и, посреди — я, один на четыре вечности. Именно — на четыре, я видел эти вечности, — огромные, темно-серые круги тумана или дыма, они медленно вращаются в непроницаемой тьме, почти не отличаясь от нее своим призрачным цветом».

«Ко мне подходила голая женщина на птичьих лапах вместо ступней ног, из ее грудей исходили золотые лучи; вот она вылила на голову мне пригоршни жгучего масла, и, вспыхнув точно клок ваты, я исчезал».

«И возможно, что ничего нет, поэтому мне нужно дотрагиваться рукой до заборов, стен, деревьев. Это несколько успокаивает».

«Или вот на скамье у бульвара, у стены Кремля, сидит женщина в соломенной шляпе и желтых перчатках. Если я подойду к ней и скажу:

— Бога нет!

Она удивленно, обиженно воскликнет:

— Как? А — я?

Тотчас превратится в крылатое существо и улетит, — вслед за тем вся земля немедленно порастет толстыми деревьями без листьев, с их ветвей и стволов будет капать жирная, синяя слизь, а меня, как уголовного преступника, приговорят быть двадцать три года жабой и чтоб я, все время, день и ночь, звонил в большой, гулкий колокол Вознесенской церкви».

Для типа Аурум характерно богоборчество. Несомненно, что тема веры занимала Горького в течение всей жизни. В своих взглядах он перекликается с немецким философом Ницше (Психотип Аурум – Фридрих Ницше), который заявлял, что «бог умер».

На место бога и Ницше, и Горький поставили сверхчеловека, но оба понимали, что реальный Homo sapience несовершенен и смертен. Если он и способен быть Солнцем (как Данко), то ненадолго. Тем не менее, отголоски философии богостроительства можно найти в повести «Исповедь» и романе «Мать». В отличие от Ницше (тип Аурум металликум), закончившего жизнь в психиатрической клинике, Горький принадлежал к более жизнеспособному типу – Аурум йодатум. Горький писал: «Всегда был, есть и буду человекопоклонником». Поклонимся и мы ему, нашему золотому классику.

Подробнее в книгах Долининой И.В. «Характер и здоровье», «Узнай свой тип и вылечись», «Великие и гомеопатия».

Курсы по гомеопатии для врачей