Психотип Каустикум — Антон Чехов

Выдержки из книги И.В. Долининой «Великие люди глазами гомеопата».

Антон Павлович Чехов (1860-1904)

Враг сантиментов и выспренних увлечений,

он держал себя в мундире холодной иронии

и с удовольствием чувствовал на себе кольчугу

мужества. Он казался несокрушимым силачом

по складу тела и души.

Илья Репин о Чехове

Жизненный путь и история болезни

Чехов родился в 1860 году в Таганроге. Большое влияние на формирование характера будущего писателя оказал отец. Он был коммерсантом по жизни, но человеком искусства по призванию. Держал бакалейную и галантерейную лавки, прибыль от которых большей частью уходила на удовлетворение артистической страсти – его кипучая натура требовала размаха.

Чем только Павел Егорович не занимался: организовывал любительские спектакли, писал картины, играл на скрипке, пел в церковном хоре. Сыновей своих держал в строгости, требуя неукоснительного выполнения всех своих распоряжений. Ежедневно на стене вывешивалось расписание работ за его личной подписью с примечаниями: «Неисполняющий подвергается первый раз выговору, второй раз – порке». Антон Чехов вспоминал, что детство для него – это постоянное недосыпание, прислуживание в лавке и ненавистный церковный хор. Всякая ласка воспринималась как нечто необычное. Мать Антона была покорна мужу, неоднократно им бита и не могла быть заступницей своим сыновьям.

Чехов окончил Московский университет, выбрав профессию врача. Она вполне соответствовала его натуре – Антон горел желанием помогать страждущим. Одновременно с врачебной практикой он стал писать небольшие очерки, придумав себе псевдоним Антоша Чехонте. Поначалу, считая писательские опыты делом несерьезным, Чехов шутил, что медицина ему жена, а литература – любовница. Но позже две эти страсти поменялись местами.

Молодому Чехову нужно было содержать мать и братьев. Необходимость гарантированного заработка вынуждала писать на потребу публике. Первые опусы Чехонте отдают поденщиной, от которой Антон Павлович избавлялся в последующие годы. Начиная с 1885 года он начал постепенно превращаться из Чехонте в того Чехова, которого мы знаем.

Вот что пишет о своей юности сам Антон Павлович: «Бывший лавочник, певчий и студент, воспитанный на чинопочитании и целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченый, ходивший по урокам без калош, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества – по капле выдавливает из себя раба. И, проснувшись в одно прекрасное утро, он вдруг чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая».

Слава явилась для Чехова неожиданностью. Общественное признание избавило его от изнурительной бедности и ввело в избранный круг выдающихся современников. Но сам писатель относился к своему таланту весьма иронично. «На днях вернулся из Питера. Купался там в славе и нюхал фимиамы», – писал он своему другу. Свои расширившиеся финансовые возможности Чехов стал употреблять на пользу общества. Подчас он делал в одиночку то, что было не под силу целым организациям.

В молодые годы, когда здоровье Чехова еще не подводило, его натура требовала кипучей активности. Антона Павловича увлекала любая созидательная деятельность. Исключительно благодаря ему были выстроены: четыре школы для крестьянских детей, биологическая станция в Крыму, клиника кожных болезней в Москве, памятник Петру Первому в Таганроге.

Часто эта деятельность требовала изнурительной черновой работы. Чехов закупал цемент, кирпич, дерево; подряжал землекопов, каменщиков и плотников. Пришлось столкнуться с вымогательством чиновников, надувательством подрядчиков и равнодушием крестьян. Но ничто не могло остановить Чехова.

Его любимым детищем была Таганрогская общественная библиотека. Антон Павлович пожертвовал ей более двух тысяч томов и в течение четырнадцати лет присылал целыми ящиками новые книги. Например, желая положить начало иностранному отделению библиотеки, выслал из Франции более трехсот томов французской классики.

Особых сил требовала от Чехова работа земского врача. Во время эпидемии холеры он один, без помощников, обслуживал двадцать деревень. Позже, живя в имении, принимал крестьян совершенно бесплатно, да еще и снабжал каждого лекарствами.

Когда Антон Павлович оставил лечебную практику, он с не меньшим энтузиазмом помогал начинающим литераторам: пристраивал их рукописи в издательства, давал советы, иногда даже переписывал целые отрывки и горячо хлопотал о постановке пьес молодых авторов в театрах. Порой Чехов отдавал больше сил постановке чужих пьес, чем своих собственных. Благодаря его влиянию Горький написал «На дне» и «Мещане», которые увидели свет на сцене художественного театра.

Помимо общественной деятельности у Чехова была страсть к путешествиям. Уже к тридцати годам он побывал в Индии, Сингапуре, в Гонконге, на Цейлоне и в Стамбуле. А впереди были еще Монте-Карло, Рим, Неаполь, Венеция, Вена и Париж.

Его дневник тех лет полон мечтаний о поездках: «Неведомая сила опять влечет меня в таинственную даль… Душа моя просится вширь и ввысь… С удовольствием двинул бы теперь к северному полюсу». Письма молодого Чехова пестрят многочисленными подробностями его бурной жизни: «Был на скачках», «пил с офицерами», «ходил к монахам», «гостил в отделении буйно помешанных на елке», «исколесил всю Украину». Именно жгучий интерес Чехова к нравам и судьбам позволил ему написать столько правдивых рассказов и повестей.

Чехов очень любил природу и был страстным садоводом. Еще гимназистом он разбил в Таганроге небольшой виноградник, а позже в имении Мелихово посадил около тысячи вишневых деревьев. Засевал голые участки дубами, вязами, кленами и хвойными породами. А поселившись в Крыму, на выжженной солнцем земле развел черешни, крыжовник, сирень и кипарисы. Никогда в нем не угасала потребность сеять, сажать и растить. Не переносил, когда в его присутствии рубили деревья.

В каждом растении Чехов чувствовал живое существо. Но к некоторым питал враждебное отношение: «Георгин – это холодный, не вдохновляющий цветок. Наружность аристократическая, но содержания никакого… Так и хочется сбить тростью его надменную, но скучную головку». А вот когда у Антона Павловича в Ялте в феврале распустилась камелия, он послал жене восторженную телеграмму: «У меня праздник! Камелия в цвету!».

Этим праздником души Чехов щедро делился с окружающими. Он обожал приятное общество, гостей и застолье. Корней Чуковский, один из биографов Чехова, писал о нем так: «Хлебосольство у Чехова доходило до страсти. Стоило поселиться в деревне, как он тотчас же приглашал к себе кучу гостей.

Дом походил на гостиницу: спали на диванах, в сенях, на полу. При первой встрече Антон Павлович обыкновенно был очень доверчив и бурно восторгался каждым новым знакомым: «великолепный человек», «чудное доброе создание», «славный малый». Звал он к себе всегда весело, бравурно, затейливо и очень настойчиво: «Если не приедешь, то никаких мук ада не хватит, чтобы наказать тебя за это. Желаю, чтобы у тебя на улице публично штаны развязались… А я на аркане все равно тебя притащу сюда».

Чуковский пишет: «У Чехова было детское тяготение ко всяким озорным мистификациям. Чуть только среди трудов выдавался час передышки, веселье так и било из него. То нарядится в бархатный халат и вымажет себе лицо сажей; то загримирует себя прокурором; то сунет городовому в руки замотанный в бумагу арбуз и скомандует: «Бомба! Неси скорей в участок»; то уверит, что его голуби с перьями кофейного цвета происходят от помеси с кошкой, у которой такой же цвет шерсти».

Часто изображал из себя зубного врача, вовлекая в мистификацию друзей. Очень любил выдумывать прозвища: Барбарис, Коклюш, Самоварочка, Мармелад Фортепианович. Себя величал по-разному: то Повсекакий, то Достойнов-Благонравов, то Дон Антонио, то Шиллер Шекспирович Гете.

Чехов неустанно работал над стилистикой своих произведений. Но практически никогда не оставался доволен окончательным результатом. Отдавая много сил благотворительности, считал свое писательство чем-то мало серьёзным. Чем восторженней превозносили Чехова почитатели, тем беспощаднее он был к самому себе. Беллетристика, то есть художественное изображение русской действительности, казалась ему никчемным делом. Страстное недовольство писателя собой получило неожиданную развязку в так удивившей современников поездке Чехова на Сахалин.

Ему было мало описывать жизнь, он хотел переделать её. Чехов давно мечтал об отдыхе на берегу Средиземного моря, но принудил себя поехать в самое гиблое место России («Надо себя дрессировать!»). Готовиться он начал задолго: изучал геологию, флору, фауну, этнографию и историю Сахалина. Досконально вник в юридические аспекты содержания каторжан. Отправляясь в путь на лошадях, не подозревал, какие лишения придется вынести. От сильной тряски по ухабам у него нестерпимо болели суставы, дважды Чехов чуть не погиб (один раз попав под тройку, а другой – налетев на подводные камни).

Антон Павлович ехал на Сахалин за собственный счет, безо всяких рекомендательных писем. На острове он, практически в одиночку, стал поводить перепись населения. Немудрено, что поездка на каторгу окончательно расшатала его здоровье.

Кроме того, она практически разорила писателя. Из его бесчисленных друзей и знакомых ни один даже отдаленно не понял смысла этого путешествия. Вернувшись, писатель обратился к публицистике – с цифрами и фактами он доказывал бессмысленность каторжных работ. «Остров Сахалин» продвигался с трудом по причине болезни Чехова. Впоследствии Антон Павлович не любил вспоминать ни о поездке, ни о своих путевых заметках.

В отличие от многих писателей-общественников, Чехов пекся не о человечестве вообще, а о каждом нуждающемся. К сожалению, его деликатность и желание помочь часто бессовестно эксплуатировались. Сначала он сам предлагал: «Не церемоньтесь, давайте поручение – я к вашим услугам». Живя в Ялте, будучи уже смертельно больным, устраивал на лечение приезжающих чахоточников. Одалживал деньги без отдачи. Посылал подарки почтой, причем именно то, что было нужно его адресатам.

В конце 1903 года, когда писателю оставалось жить всего несколько месяцев, некая ялтинская жительница попросила его отдать в починку в Москве свои старые часы. Тяжело больной Чехов носил их лучшему часовщику, но когда тот сообщил, что часы никуда не годны, купил новые и выслал в Ялту.

Антон Павлович не любил жаловаться на свои недомогания и не хотел доставлять лишних хлопот своим родственникам. Он знал, что конец близок и воспринимал это стойко. Очень тонко состояние больного Чехова передал Иван Бунин в своем стихотворении «Художник»:

Хрустя по серой гальке, он прошел
Покатый сад, взглянул по водоемам,
Сел на скамью… За новым белым домом
Хребет Яйлы и близок и тяжел.

Он, улыбаясь, думает о том,
Как будут выносить его – как сизы
На жарком солнце траурные ризы,
Как желт огонь, как бел на синем дом.

Антон Павловичи Чехов умер в возрасте сорока четырех лет от осложнений туберкулеза. Этот великий художник слова оставил нам не только полные тонкого лиризма произведения, но и веру в человеческую порядочность и справедливость.

Размышления над гомеопатическим диагнозом.

Антон Павлович Чехов страдал туберкулезом, от осложнения которого умер в возрасте сорока четырех лет. Опираясь только на диагноз, невозможно определить гомеопатическую конституцию человека. Хорошо известно, что это заболевание присутствует в патогенезах многих препаратов: дрозеры, фосфора, силицеи, станнума, туберкулинума и целого ряда других. Так кем же был Антон Павлович?

Мы привыкли считать Чехова милым интеллигентом. Примерно таким, каким описывает его Лев Толстой: «Скромный, тихий, точно барышня! И ходит как барышня – просто чудесный!».

Но возможно, что характеру Антона Павловича значительно ближе мнение Ильи Репина: «Он с удовольствием чувствовал на себе кольчугу мужества и казался несокрушимым силачом по складу тела и души». Глядя на фотографию девятнадцатилетнего Чехова, еще без бороды и пенсне, невозможно не заметить его мужской красоты. Выразительные глаза, чувственные ноздри и губы, сочные и рельефные черты лица. Антон был своеволен, жизнелюбив и женолюбив.Являлся частым посетителем публичных домов, что, впрочем, пороком не считалось.

В брак вступать не торопился. В жизни Чехова был длительный роман с Ликой Мизиновой. Отношения продолжались около десяти лет: приливы-отливы, долгая переписка и окончательный разрыв. Своими произведениями «О любви», «Ариадна», «Чайка» Чехов обязан этому чувству.

Когда Антон Павлович надумал связать себя узами Гименея, оказалось, что полноценная семейная жизнь невозможна. В связи с тяжелой формой туберкулеза, Чехов вынужден был жить в Крыму, а его супруга, будучи известной актрисой, чаще пребывала в Москве.

Многое в характере Антона Павловича становится понятным через анализ творчества. Воля Чехова проявляется в становлении его как писателя. Всего за несколько лет он смог избавиться от языковых погрешностей и провинциализмов. И к концу восьмидесятых годов рассказы Чехова по изяществу стиля приравнивались многими современниками к произведениям Пушкина.

Возможно, что еще в юные годы Антоша Чехонте дал себе зарок скрывать тяжесть своего литературного труда: «Из всех ныне благополучно пишущих россиян я самый легкомысленный и несерьезный». Только очень близкие люди знали, что стоит за изяществом его произведений: «Написал я повесть… Возился с ней дни и ночи, пролил с ней много пота. От написания заболел локоть и мерещится в глазах черт знает что».

Зато налево и направо Антон Павлович твердил о своей лени: « Из всех беллетристов я самый ленивый», «провожу дни свои в праздности». Не желая, чтобы кто-то догадался о непосильности его работы, Чехов изображал в письмах краткие периоды отдыха как свое обычное состояние.

Самоирония служила писателю защитой от вмешательства посторонних в его личную жизнь. Он занимался устройством судеб других людей в том числе и потому, что не желал проникновения кого-либо в свою жизнь. Чехов научился быть уступчивым, не будучи смиренным, и быть снисходительным, не будучи кротким. При всей своей деликатности, он не позволял унижать свое достоинство.

Все эти качества характера заставляют задуматься о Силицее. Многие гомеопаты относят Чехова именно к этому психотипу. Действительно, Силицея – это деликатный, добросовестный, трудолюбивый и настойчивый человек. Психофизически его можно характеризовать как твердого, но при этом хрупкого, с идеями-фикс, вниманием к мелочам, любовью к порядку. Туберкулез – одна из распространенных силицейных патологий.

Велико искушение остановиться на силицейной версии(что было сделано и автором этой книги в ранних работах), но при более глубоком рассмотрении оказывается, что Силицея – лишь маска Чехова. У него не было основных качеств данного психотипа – внутренней слабости и компенсаторного стремления поддерживать неизменным свой образ в глазах окружающих.

Прояснить ситуацию с психотипом Антона Павловича может помочь «лакмусовая бумажка» – его отношение к славе. Казалось бы, ради чего, как не для славы творит писатель? Корней Чуковский пишет: «Он не только не ощущал славы, а боролся с ней. Готов был драться за то, чтобы отвоевать себе право быть самым обыкновенным, безвестным. Терпеть не мог похвал своему таланту.

Когда печаталось полное собрание сочинений, Антон Павлович потребовал не печатать ни своего портрета, ни биографии, хотя это подразумевали издательские каноны. Библиотеке, которой пожертвовал тысячи книг, поставил условие – никому не разглашать свое участие в её создании…Однажды, стремясь избавить своего должника от чувства неловкости, пытался представить себя таким же неаккуратным должником, что, конечно не соответствовало действительности».

Всех изумляла легкость и виртуозность чеховского мастерства. С самой ранней юности он писал один за другим десятки маленьких шедевров, чуть ли не по одному в день.

Но был в России упрямый враждебный критик, который в течение нескольких лет издевался над творчеством писателя.

«Ерундишка», «дребедень», «канифоль с уксусом», «увесистая белиберда», «скучища», – такими эпитетами награждал свои произведения сам Антон Павлович! Ни в одном из своих писем он не зазывает свое творчество творчеством: «Я нацарапал паршивенький водевильчик, пошловатенький, скучноватенький». Как понять подобное отношение к своей работе? Что это – юродство, кокетство или самодрессировка?

Впоследствии Чехов избегал жаргона («накатал», «отмахал», «смерекал»), но по-прежнему сурово отзывался о своих произведениях. Антон Павлович говорил, что в русской беллетристике он на тридцать седьмом месте, а позже и вовсе перевел на восемьсот семьдесят седьмое. Анализируя подобные высказывания, можно задуматься о типе Стафизагрия.

Обратимся к трактовке образа Стафизагрии Шанкараном. По его мнению, такой человек имеет болезненную чувствительность, испытывает оскорбление и унижение, но всеми силами пытается сохранить собственное достоинство. Ему нельзя совершать ничего предосудительного, даже если другие могут себе это позволить.

В момент оскорбления Стафизагрии важно сохранить полный контроль над собой, как и подобает благородному человеку. Если он в ответ вспылит, то потом считает себя виноватым («Сожалеет об оскорблении, нанесенным им самим», «чувствителен к мнению других»).

Стафизагрия придерживается жесткого кодекса чести и бывает очень недовольна собой, если нарушает собственные установленные правила. Такому человеку приходится подавлять много «постыдных» импульсов, особенно в сексуальной сфере («Воспитанные люди стремятся укротить половой инстинкт», – А.П.Чехов.)

Механизмы выживания Стафизагрии состоят в контроле гнева, страсти и самолюбия. Такая личность часто извиняется, а входя в общество, старается точно соответствовать принятым в нем нормам поведения. Так был ли Чехов Стафизагрией?

Обратимся к его «кодексу воспитанного человека», который писатель изложил в письме своему брату Николаю: «Воспитанные люди должны удовлетворять следующим условиям:

  • Они всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы. Живя с кем-нибудь, они прощают и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в доме посторонних
  • Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом
  • Они платят долги
  • Они боятся лжи, как огня. Они не рисуются, не болтливы, а чаще молчат
  • Они не унижают себя с целью вызывания в других сочувствия, потому, что это пошло, старо и фальшиво
  • Они не суетны. Истинные таланты всегда подальше от выставки
  • Если они имеют в себе талант, то уважают его. Жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой
  • Они брезгливы. Не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу. Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт. Они не трескают водку. Ибо им нужен mens sana in corpore sano».

В этом своде правил отражено руководство к действию для компенсации стафизагрийных черт. Особенно примечательны пункты о недопустимости самоуничижения и о необходимости укрощения полового инстинкта. Но следует помнить, что «кодекс» не был полностью автобиографичен, а предназначался для воздействия на заблудшую душу брата Чехова – Николая.

Очевидно, что во всей своей полноте образ Чехова не имеет соответствия с типом Стафизагрия. Поэтому продолжим наше исследование.

Более всего Чехову нравилась роль собственного воспитателя. В одном из своих писем жене он признался: «От природы у меня резкий и вспыльчивый характер. В прежние времена я выделывал черт знает что». Действительно, в течение жизни под влиянием постоянной работы над собой, характер писателя претерпел значительные изменения.

Корней Чуковский пишет: «Было бы странно, если бы, воспитывая себя, Чехов не пытался перевоспитать и других. Он с удивительным простосердечием верил в педагогическую силу наставлений, проповедей и нотаций. Так как с двадцатилетнего возраста он сделался кормильцем семьи, воспитанников у него оказалось немало: четыре брата, да сестра, да отец. Сестра поддалась его воспитанию сразу. Отец, закоренелый в тиранстве, был тверд как кремень, но Антон в конце концов перевоспитал и его.

Братья были даровитыми (беллетрист Александр и живописец Николай), но безалаберными. Напрасно Чехов обрушивал на них свою могучую педагогику, они трусливо убегали и рано умерли от пьянства, растратив таланты понапрасну. Тем не менее, Антон Павлович горячо верил, что воспитание сильнее наследственности. Так мог думать только человек с сильной волей».

Еще она Чеховская черта – максимализм правдивости. И в жизни, и в творчестве он с необычайной суровостью преследовал даже самую безобидную ложь. Иногда произведения приобретали от этого тенденциозный характер. Например, рассказ «Именины» – это моральная притча о том, как опасна самая невинная ложь.

Более известное произведение, «Попрыгунья», имеет в основе тот же мотив. Из-за такой бескомпромиссности Чехов разошелся со своими старыми приятелями – Григоровичем, Плещеевым и Сувориным. Разрыв был ударом прежде всего для самого Антона Павловича. Ведь ранее он восхищался этими людьми. Многие литераторы стали завистниками славы Чехова. Это было одной из причин провала премьеры пьесы «Чайка».

Критика часто была несправедлива к творчеству писателя. Одно время его ругали за «отстраненность»: «Чехову все равно, колокольчики звенят, человека ли убили, шампанское ли пьют или в тюрьму кто угодил». Позже Антона Павловича безапелляционно причислили к «певцу безнадежной тоски» и объявляли это достоинством. Критика забыла, что Чехов – один из величайших отечественных юмористов. Почитатели упивались светлой грустью, не замечая ни иронии, ни сатиры, ни гротеска. Вообще, писатель для большинства своих современников остался «незнакомцем».

Одна из лучших биографий Чехова написана Корнеем Чуковским, которого мы уже неоднократно цитировали. Именно он подметил глубинные черты чеховского характера: «Равнодушие вообще было чуждо ему. Главным чувством был жадный аппетит к бытию, любопытство к осязаемому, конкретному миру, ко всем его делам и явлениям…

Вообще все в жизни было для него так любопытно, что он с охотничьим азартом выслеживал, как дорогую добычу, любой зауряднейший факт окружающей обыденности… Смолоду Чехов считал, что художественные образы в тысячу раз убедительнее, чем какие бы то ни было рассуждения и декларации автора… И он поставил себе правилом: воздерживаться от всякой оценки тех событий и людей, которых описывал… Бывало, что подлинное отношение автора к героям полностью скрывалось между строк. А в самом тексте давались оценки, противоречащие мнению самого Чехова.

Часто он, казалось бы, даже оправдывал самих слабых и бесхарактерных персонажей и делал это с таки мастерством, что нечуткий читатель отождествлял автора с подобными антигероями. Зачем это было нужно волевому, активному, жизнерадостному Чехову? Ответ один – у него было в высшей степени развито сострадание к человеку, независимо от его достоинств, подчас это была жалость врача к пациенту, которая невольно передавалась и читателю».

Вот и разгадка гомеопатической конституции Антона Павловича. Вероятно, что ближе всего к нему стоит тип Каустикум. Мы помним, что это энергичный, идеалистичный человек, очень сочувствующий другим людям. Он гневается от несправедливости в отношении к окружающим, не переносит чужого страдания. Имеет мятежный характер, с головой погружается в общественно полезную работу. Обладает сильным чувством долга и желанием заботиться о людях. Это вечный борец со злом, скрывающий свои добрые дела, правдолюбец-максималист с горячим сердцем и неистовым трудолюбием.

Об этом лучше всех сказал сам Антон Павлович в финале пьесы «Три сестры» устами героини Ольги: « Музыка играет так весело, что хочется жить! Придет время, и мы узнаем, зачем все это, для чего страдания, а пока надо жить, надо работать, только работать! Счастье и мир настанут на земле и помянут нас добрым словом и благословят. Будем жить!»

Подробнее в книгах Долининой И.В. «Характер и здоровье», «Узнай свой тип и вылечись», «Великие и гомеопатия».

Курсы по гомеопатии для врачей

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.