Выдержки из книги И.В. Долининой «Великие люди глазами гомеопата».

Джек Лондон (1876-1916)

Ему свойственен именно тот талант, которому доступны явления, скрытые от взоров простых смертных; талант, наделенный особым даром предвидеть будущее.

Анатоль Франс

Жизненный путь и история болезни

Джек Лондон родился в 1876 году в Сан-Франциско. Он стал известным еще до появления на свет, когда в популярной газете «Кроникл» появилась заметка «Покинутая жена». В ней сообщалось о неком профессоре, который выгнал из дома свою беременную супругу в связи с тем, что та отказывалась умертвить еще не родившегося младенца. Этим младенцем и был будущий известный писатель.

Статья в газете, однако, оказалась весьма далекой от действительности. Она была написана со слов Флоры Уэллман, которая никогда не состояла в браке с упомянутым в заметке профессором Чани. Попытка самоубийства беременной Флоры была не более чем дешевым трюком. Зато отец Джека оказался опозоренным на всю жизнь. Вскоре он был вынужден покинуть Сан-Франциско, так и не увидев своего сына.

Мать Джека, Флора, была весьма необычной особой. Она происходила из очень состоятельной семьи и получила всестороннее образование. В двадцать лет Флора перенесла тяжелую форму тифа, после чего в её характере стали отмечаться некоторые странности. Вскоре она собрала свои вещи и навсегда оставила родительский дом. В те годы это было абсолютно немыслимым событием. В течение трех лет Флора скиталась, подрабатывая уроками музыки, пока не встретила профессора Чани.

Он был лингвистом, историком и астрономом. Писал статьи, читал лекции, составлял гороскопы, которые отличались большой точностью. Известен такой случай. Хозяин одного из сгоревших домов как-то обратился к Чани за консультацией. Профессор произвел вычисления, в результате которых выяснилось, что в поджоге участвовало трое злоумышленников. Он описал их с такой точностью, что полиция быстро нашла поджигателей, которые от изумления сразу сознались в содеянном.

Несколько месяцев совместной жизни Флора и Чани провели счастливо. Флора давала уроки музыки, читала лекции и устраивала спиритические сеансы. Она очень хотела женить на себе возлюбленного, но для этого выбрала весьма неудачный способ в виде шантажа. Результат оказался прямо противоположным ее намерениям – будучи опозоренным, несостоявшийся супруг спешно уехал. Спустя несколько месяцев на свет появился маленький Джек. Когда мальчику не исполнилось и года, Флора вышла замуж за Джона Лондона, американца английского происхождения.

Для Джона это был второй брак. Он овдовел, оставшись с несколькими детьми. С Флорой Лондон познакомился на спиритическом сеансе. Энергичная молодая женщина ему понравилась, и уже через месяц они поженились. Так у Джека появилось две старших сестры и отчим. Для его матери были скучны обязанности домохозяйки, и она нашла няню. Негритянка Дженни стала для мальчика кормилицей и другом на всю жизнь.

В детстве Джек рос болезненным. Однажды, когда они с сестрой Элизой лежали с тяжелым дифтеритом, девочка услышала, как Флора спрашивала, можно ли будет похоронить детей в одном гробу, чтобы было подешевле. В это время отчим метался в поисках хорошего доктора. Нашел его в другом городе, привез в Сан-Франциско, так что похороны не состоялись

Тем временем закончилась полоса американского экономического кризиса, и Лондоны смогли открыть собственный магазин. Дела у них шли хорошо, пока компаньон Джона не исчез со всеми деньгами. Пришлось заняться фермерством. Постепенно хозяйство наладилось, и все бы было неплохо, если бы Джон не продолжал доверять все денежные вопросы супруге.

Флора считала себя очень деловой женщиной, но на практике все ее начинания оборачивались финансовым крахом. Так было с продажей биржевых акций, золотой краски, лотереями, разведением кур, содержанием конного завода и доходного дома.

В связи с частыми неурядицами семье Лондонов приходилось переезжать с места на место, поэтому Джек не имел возможности посещать школу. Долгое время его единственной учительницей и верным другом была Элиза.

С течением времени мальчик всей душой привязался к своему отчиму. Джон любил ходить с ним на рыбалку, учил умению постоять за себя, рассказывал занимательные истории. Джек записался в библиотеку и стал запоем читать книги. Больше всего его интересовали приключения. Тем временем очередная афера Флоры привела к полному обнищанию семьи Лондонов. Джеку пришлось забыть о чтении и начать зарабатывать. Рано утром и поздно вечером он разносил газеты, днем ходил в школу, в выходные работал в порту.

Вскоре море стало настоящей страстью юного Лондона. Каждую свободную минуту он проводил в яхт-клубе. Джек мыл палубы, за это его учили водить яхты. Когда Лондону исполнилось тринадцать лет, на несколько сэкономленных долларов он купил себе старую лодку и избороздил на ней все ближайшие заливы. Позже сумел поменять ее на подержанный ялик и чувствовал себя настоящим морским волком.

После окончания начальной школы Джек не мог рассчитывать на продолжение образования. Приходилось работать больше двенадцати часов в день, отдавая все заработанные деньги матери. Увы, Флора никогда не ценила чужого труда, а сама практически всю жизнь не работала.

Когда Джеку исполнилось пятнадцать лет, его отчим попал под поезд и получил тяжелые увечья. После этого Лондоны впали в беспросветную нищету. Джек устроился на консервную фабрику, где рабочий день длился пятнадцать часов с оплатой по десять центов за час. Однообразный тяжелый труд подорвал здоровье подростка, но больше всего его угнетала невозможность читать и выходить в море.

Джек знал о существовании так называемых устричных пиратов. Это была компания авантюристов, которые устраивали ночные набеги на чужие устричные садки, сбывая ворованный товар за хорошую цену. Молодой Лондон был готов на все, лишь бы вырваться из беспросветной нужды. Он занял денег у няни Дженни и купил хорошую шлюпку. Сколотив команду из двенадцати человек, Джек вышел на опасный промысел. Продав первый улов, он обнаружил, что заработал столько, сколько получал за месяц каторжного труда на консервной фабрике. Через несколько недель Джек возвратил долг няне и уже мог свободно содержать родительскую семью.

В пиратской флотилии выпивки, драки и поножовщина были обычным делом. Джеку нравилась вольная жизнь. Ничто не доставляло Лондону такого удовольствия, как водить свое судно по бурному морю, наслаждаясь опасностью водной стихии. Он стал своим в среде моряков, дрался и пил наравне со старыми морскими волками. Вероятно, что Джек за короткое время бы спился, и мир никогда не узнал бы его потрясающих романов. Но случай заставил Лондона забыть выпивку и изменить образ жизни.

Однажды он, совершенно пьяный, упал в воду и был унесен сильным течением далеко от берега. Сначала Джек решил, что это и есть его красивая смерть, но потом стал яростно бороться за жизнь. Спасение можно было назвать чудом.

Несколько дней спустя таможенный чиновник предложил Лондону оставить пиратское ремесло и стать агентом службы рыбачьего патруля. Согласившись с таким предложением, юноша стал ловить крупных браконьеров и брать с них штрафы. По условиям договора, его заработок составлял половину штрафных денег. Это занятие было еще опасней предыдущего, так как приходилось сталкиваться с яростным сопротивлением вооруженных браконьеров, часто видеть кровь и смерть.

Когда Джеку исполнилось семнадцать лет, он решил осуществить свою давнюю мечту – побывать в дальних странах. Выход был только один – устроиться моряком на крупное судно. Благодаря этому, вскоре будущему писателю удалось познакомиться с ремеслом охотника за морскими котиками. В родном городе он отсутствовал около полугода, а по возвращению оплатил долги семьи и стал думать, что делать дальше.

Время было не из легких. В 1883 году финансовая паника повергла Америку в очередную экономическую депрессию. Джек пробовал работать на джутовой фабрике, кочегарить, разносить почту, но все это приносило лишь жалкие гроши.

И Лондон опять пустился на поиски счастья. На этот раз он путешествовал «зайцем» в товарных вагонах. Научился незаметно залезать в поезд, ездить на крыше, спрыгивать на ходу. Часто, оставшись без средств и работы, по несколько дней голодал, нередко приходилось воровать кусок хлеба, попадать в полицейский участок, а однажды даже угодить в тюрьму. Так продолжалось около года, пока он не вернулся домой.

Жизнь бродяги оставила Лондону массу впечатлений, которые он позже использовал в своем творчестве. В девятнадцать лет Джек решил поступить в среднюю школу, чтобы затем получить шанс попасть в университет, а в свободное время продолжал работать. Товарищ ввел его в клуб молодых интеллигентов: врачей, учителей, студентов, художников и социалистов, где Лондон вскоре почувствовал себя полноправным членом.

В двадцать лет он с первого взгляда влюбился в сестру своего товарища. Девушку звали Мэйбл. Она училась в Калифорнийском университете и происходила из интеллигентной обеспеченной семьи. Джек относился к возлюбленной как к божеству. Позже в автобиографическом романе «Мартин Иден» он расскажет об этой светлой, но безнадежной любви.

Впервые мысль написать что-нибудь подала Джеку мать Флора. С тех пор он периодически посылал в разные издания свои статьи, заметки и небольшие рассказы. Иногда их публиковали, но чаще возвращали. Лондон тратил последние деньги на марки, конверты и бумагу, и упорно продолжал писать.

Когда в доме не осталось ни цента, Джеку опять пришлось идти на поистине каторжную работу. На сей раз, это была прачечная. Долгие дни и ночи он гнул спину над грудами белья – стирал, крахмалил, гладил, а в единственный выходной день отсыпался. Времени и сил на то, чтобы читать, тем более писать, не было.

Долго так продолжаться не могло. На выручку Джеку пришла сестра Элиза. Она уже несколько лет была замужем за неким Шепардом. Узнав, что на Клондайке обнаружено золото, Элиза заложила свой дом за тысячу долларов, что позволило Джеку и Шепарду отправиться на Север в поисках удачи.

В июле 1897 года они вместе с другими золотоискателями отплыли из Сан-Франциско. Однако через месяц Шепард, которому было уже под шестьдесят, понял, что не выдержит предстоящих испытаний и вернулся домой. Джек Лондон продолжил свой путь вместе с новыми товарищами. Они торопились попасть на место до наступления морозов. Но, к сожалению, снег застал золотоискателей в семидесяти милях от Доусона.

Всего их было около пятидесяти человек. Люди поставили деревянные срубы и устроились на зимовку. В этих условиях Джеку очень пригодились полученные навыки выживания. Кроме того, он взял с собой в дорогу несколько книг, что помогло скрасить долгие зимние месяцы. Хижина Лондона стала центром поселения. В ней собирались пообщаться, выпить и поспорить все желающие.

Весной Джек выстроил из бревен плот и добрался до Доусона. В те годы это был городок с пятитысячным населением. Со всех концов света сюда съезжались искатели приключений, авантюристы и мошенники. Увы, Джеку Лондону не удалось найти много золота, но полученные впечатления явились для него подлинно золотой жилой.

Все время пребывания на Аляске Лондон не переставал делать записи об истории здешних мест, интересных случаях, людских судьбах и характерах, пока жестокая цинга не привела его на больничную койку. Летом, немного оправившись от болезни, Джек вынужден был отправиться в обратный путь. Домой он добрался морем, затем товарным поездом и прибыл на место без гроша в кармане.

В родительской семье случилось горе – не стало отчима. Теперь ответственность за мать и усыновленного ею внука умершего Джона полностью легла на плечи Джека. Возлюбленная Мэйбл за год разлуки показалась Лондону еще более привлекательной. Но что он мог предложить девушке, кроме полунищенской жизни? Ведь Джек довольствовался случайными заработками, а в свободное время продолжал писать.

Издательства долго не отвечали, и вот, когда Лондон уже совсем потерял надежду, два литературных журнала высказали согласие опубликовать его рассказы. Начинающий писатель даже не сразу поверил присланному на его имя чеку на сумму в сорок долларов. Он был счастлив и торопился поделиться своей радостью с Мейбл. Влюбленные вместе мечтали о будущей счастливой жизни, но этим радужных грезам не было суждено сбыться.

Конфликт случился между Джеком и матерью Мейбл, которая не собиралась выдавать дочь замуж за человека со странным прошлым и туманным будущим. Лондон отказался от гарантированного заработка в шестьдесят пять долларов, потому, что это не позволило бы ему продолжать писать. Флора полностью поддержала сына, а Мейбл, к сожалению, не смогла противостоять своей властной матери. Но Джека уже ничто не могло остановить.

Жажда творчества, стремление поделиться своими наблюдениями и жизненным опытом стали его внутренним двигателем. И успех не заставил себя долго ждать. Сначала один из популярных толстых журналов опубликовал серию рассказов Лондона об Аляске, а позже они вышли отдельным сборником.

Так как с мечтой о семейной жизни с любимой Мейбл пришлось расстаться, Джек начал обращать внимание и на других женщин. Ему нравилась студентка Анна Струнская, родители которой приехали из России. Но Анна была пламенной социалисткой, отчаянной спорщицей, совершенно не подходящей на роль жены. Джек Лондон выбрал в спутницы жизни уравновешенную хозяйственную учительницу Бэсси Маддерн.

Оба не питали горячих чувств по отношению друг кругу, но стремились к браку. Вдвоем им не было скучно: Джек работал с удвоенной энергией, а Бэсси во всем ему помогала. Семейное спокойствие нарушали лишь частые ссоры Флоры со своей невесткой – мать Джека всегда ревновала сына к его женщинам.

Пришлось приобрести для Флоры отдельный дом. Но и это не успокоило взбалмошную старуху – она жаловалась всей округе, что сын ее выселил, и специально тратила непомерное количество денег, записывая все долги на Джека. К этому времени литературные заработки Лондона возросли, тем не менее, средств все равно не хватало.

Детство и молодость Джека прошли в нищете и тяжелом постоянном труде. Все это выработало у него определенное отношение к финансовой стороне жизни. «Деньги – вот что мне надо. Сколько бы их ни было, всегда будет не хватать. Добывать деньги – это не моя страсть. Но тратить! Тут я вечно буду жертвой. Если деньги приходят со славой, давай сюда славу. Если без славы – гони деньгу», – такую запись оставил юный Лондон в своем дневнике.

Тем временем в его семье произошло радостное событие – Бэсси родила девочку. Джек был доволен и, в то же время, слегка огорчен. Он ждал сына. Для содержания семьи приходилось заниматься литературной поденщиной – писать статьи, рецензии, брать интервью, выступать с лекциями.

Несмотря на успешную публикацию первых трех романов, долги Лондона выросли до внушительной суммы в три тысячи долларов. Поэтому, когда Ассоциация «Американская пресса» предложила Лондону отправиться в качестве корреспондента в Южную Африку на англо-бурскую войну, тот немедленно согласился. Ведь его ждали новые опасные приключения.

Через год Бэсси родила еще одного ребенка – опять девочку. В этот раз Лондон уже не мог скрыть разочарования, он понял, что, вряд ли, когда-нибудь будет иметь сына. Ведь его супруга очень долго болела, и врачи запретили ей снова рожать.

Утешенье Джек искал не только в работе. Он был не чужд внебрачных отношений: «Я не испытывал угрызений совести от того, что вступал на путь наслаждений. Но добыча никогда не давалась мне ценой обмана. В отношениях с женщинами я был безукоризненно честен, никогда не требуя больше, чем был готов дать сам». И, тем не менее, Джек пытался найти себе оправдание: «Мужчина может следовать своим вожделениям не любя. Мать природа с неотделимой силой взывает к нему о потомстве, над ним властвует ее закон».

Бэсси могла ревновать мужа ко многим женщинам, но ей и в голову не приходило, что он способен оставить семью ради женщины, старшей его на шесть лет и имевшей далеко не привлекательную наружность. Этой дамой оказалась некая Чармиан Киттредж. Их любовный роман сохранялся Джеком в глубокой тайне. Чармиан подобрала ключик к романтической душе молодого возлюбленного, и умело разжигала его страсть.

Оставшись в юности без родителей, Киттредж была вынуждена сама зарабатывать на жизнь. Она служила секретарем, но при этом обладала определенными познаниями в литературе, музыке и живописи. Слыла искусной наездницей и даже занималась спортом, что в то время было очень необычным. Любовница считала, что Бэсси не пара знаменитому писателю. Лондон уже был автором двух крупных произведений («Зов предков» и «Морской волк»), и издатели наперебой стремились опубликовать его рассказы.

В душе Джека кипели противоречивые страсти: вина перед женой, стремление к свободе, чувство к Киттредж, тяга к переменам. Настал 1904 год, период смут и войн. Джек нашел выход из душевного смятения, отправившись корреспондентом на русско-японскую войну.

Опасные приключения действовали на него самим целительным образом. Статьи Лондона с передовой публиковались в самих престижных изданиях. К моменту возвращения в Сан-Франциско Джек стал одним из самых известных американских писателей.

Получив развод с Бэсси, он вложил почти все заработанные деньги в постройку большого дома для бывшей жены и дочерей. Осенью 1905 года Джек Лондон женился на Чармиан Киттредж и приобрел для новой семьи живописное ранчо.

Вскоре он загорелся мечтой выстроить корабль по собственным чертежам и сразу придумал название судна – «Снарк», по имени таинственного мифического животного. Расходы на корабль достигли пятнадцати тысяч долларов, а он еще не был закончен и наполовину. Денег катастрофически не хватало. Ведь Джек содержал бывшую семью, престарелых мать и няню, а также жену и нескольких близких друзей.

Расходы на строительство судна росли, так что Лондону пришлось заложить даже свое ранчо. Сооружение яхты для кругосветного путешествия грозило перерасти из фарса в трагедию. Она то давала течь, то повреждалась при попытке транспортировки, то ломалась из-за бракованных материалов и нерадивости рабочих.

Лондона безжалостно обманывали поставщики, строители и даже приятели, которым он многократно проигрывал пари по поводу даты начала путешествия. В итоге строительство обошлось писателю более чем в тридцать пять тысяч долларов.

Даже когда, наконец, судно вышло в море, неприятности продолжались. Небольшая команда, набранная Джеком, оказалась профессионально непригодной, запасы продовольствия испортились. И только Чармиан Киттредж, казалось, не унывала, неся вахту у штурвала, наравне с мужчинами. Возможно, именно ее поддержка вдохновила Джека Лондона на создание романа «Мартин Иден». Он успевал писать по тысяче слов в день, управлять судном и даже готовить пищу.

Через месяц после отплытия «Снарк» прибыл на Гавайи. Это стало первой победой после серии поражений и неудач. Статьи писателя о морском путешествии охотно публиковались в журналах. Яркое, красочное повествование захватывало читателей, и Джек становился все более популярным. Супруга сопровождала Лондона везде: на острове прокаженных, среди племен людоедов, при покорении горных рек и глубоких ущелий. В целом путешествие заняло около восьми месяцев. Потом Джек вынужден был оставить «Снарк» на попечение капитана и отплыть домой на пароходе.

Вернувшись в Сан-Франциско, Лондон обнаружил свои финансовые дела полностью расстроенными. Ему опять предстояла борьба за выживание. В 1907 году писатель издал четыре новые книги. Это немного поправило денежное положение, и он опять отправился в путешествие. На своем «Снарке» Джек посетил Таити, острова Полинезии и Фиджи. В пути он вел подробные записи об увиденном, собирал коллекции туземных диковинок, фотографировал новые места.

Не раз команде яхты приходилось отбиваться от диких племен туземцев. Но более тяжелым испытанием оказались тропические болезни – вся команда переболела малярией, стригущим лишаем и накожными язвами. Казалось, ничто не могло остановить Лондона – он по-прежнему писал по тысяче слов в день, лечил своих товарищей и управлял кораблем. Однако тяготы, в конце концов, подорвали богатырское здоровье писателя и он был вынужден лечь в больницу Сиднея. Австралийские врачи не смогли поставить диагноз и назначить лечение. Проведя в далеком портовом городе пять месяцев, Лондон был вынужден продать свой «Снарк» всего за три тысячи долларов, чтобы иметь возможность вернуться домой.

В Америку он прибыл усталым, больным и внезапно постаревшим. Законченный спустя некоторое время роман «Мартин Иден» был издан и принес автору семь тысяч долларов. На родине здоровье писателя пошло на поправку, и он вновь принялся за работу. В течение трех месяцев Лондон писал по двенадцать часов в день. Так появилось на свет его знаменитое произведение «Время не ждет»

Однако жизнь послала Джеку еще одно испытание. Ребенок, которого родила Чармиан, умер через два дня после появления на свет. Безутешный Лондон запил, и лишь поддержка жены помогла ему придти в себя. Они построили новый дом и зажили прежней жизнью.

В течение пяти последующих лет в гостях у Лондонов перебывало множество людей: политических деятелей и философов, магнатов и священников, инженеров и моряков. Джек был счастлив в роли благодушного хозяина. Его могучая фигура была полна неотразимого обаяния. Лондон перестал искать приключения в чужих краях и со всей страстью окунулся в фермерство. Он досконально освоил особенности ведения многих видов сельскохозяйственных работ: сажал зерновые, занимался виноградарством и скотоводством. Одновременно с этим строил жилище своей мечты – «Дом Волка».

Литературная деятельность приносила семьдесят пять тысяч долларов в год, а тратил он около ста. Все имущество было неоднократно заложено и перезаложено. Друзья, приятели и совершенно незнакомые люди постоянно занимали у Джека деньги, в большинстве случаев не возвращая долгов.

Летом 1913 года «Дом Волка» был окончательно достроен. Джек вложил в него более восьмидесяти тысяч долларов. Это было воплощение мечты. В ночь перед переездом писатель проснулся от ужасных криков – «Дом Волка» пылал, подожженный сразу с нескольких сторон. Такого удара Лондон перенести не смог. Этот пожар показался ему предвестником близкой смерти.

Здоровье писателя окончательно расшаталось, участились периоды депрессий. Он вдруг увидел истинное отношение к себе тех, кого считал друзьями и приятелями. По большей части все они искали и получали собственную выгоду от знакомства с писателем, в то время как он разорялся, выполняя их прихоти. Чармиан также разочаровала мужа. Джек вдруг разглядел ее самовлюбленный эгоизм, взбалмошность, непрактичность и некрасивость. Духовная связь с женой прервалась.

Лондон стал выпивать. Он разуверился в людях, увидев, каким злом те платят за доброту и щедрость. Джек чувствовал себя проигравшим, но не хотел себе в этом признаваться. Он всегда говорил: «Хочу пожить недолго, но весело». И смерть не заставила себя долго ждать. Утром 22 ноября 1916 года верный слуга-японец обнаружил великого писателя без сознания. На полу валялись пустые флаконы из-под морфия и атропина, а на ночном столике – листок с вычислениями смертельной дозы яда. Врачи боролись за его жизнь, как могли, но спустя двенадцать часов Джека Лондона не стало.

Его смерть оплакивал весь мир. Сестра Элиза похоронила брата на вершине холма ранчо. Сверху, в качестве надгробья, поместили громадный красный камень. По завещанию почти все состояние Лондона отошло Чармиан Киттредж.

Размышления над гомеопатическим диагнозом

В этом разделе мы будем неоднократно обращаться к биографии Джека Лондона в изложении Ирвинга Стоуна. Она была написана еще в 1938 году, но до сих пор остается одной из лучших. Биограф смог отразить характер Лондона во всем его многообразии. Многие черты Джека говорят в пользу типа Фосфор.

Вот что пишет о писателе Ирвинг Стоун: «Живя среди вольной, богатой природы, он и сам был волен, как стихия, быстро загорался новыми идеями, планами, воспламенялся любовью или гневом. Величест­венная красота окружала его – вот почему он чтил кра­соту человека и природы. Нетерпеливый, неистовый, порывистый, он отчаянно любил щегольнуть, поразить, преувеличить; первобытно-грубые ощущения неизменно привлекали его, но и романтическая прелесть, изобилие родных мест сказались в его натуре: его горячая сила сочеталась с почти женской восприимчивостью к красоте и к страданиям. Прямой, искренний, нередко шумли­вый, грубоватый, он никогда и ни в чем не подозревал своих братьев людей и верил в честность каждого до тех пор, пока не убеждался в обратном. Вот почему он был зачастую чрезмерно доверчив, легковерен, вот почему ничего не стоило сыграть с ним любую шутку».

«На ранчо Лондона все резвились, как дети, потешаясь друг над другом, и заводя самые, что ни есть веселые игры. Когда разыгрывали Джека, он смеялся громче всех. Большим успехом пользовалась такая забава: человека ставили к дверям в столовой – будто бы из­мерить рост, а в это время за дверью кто-то бил дере­вянным молотком как раз в то место, куда у бедняги приходилась голова. Но больше всего смеха вызывала другая проделка: в комнате гостя в полу просверлива­лись дырки, сквозь них пропускали веревку и оплетали ею ножки кровати. Когда гость засыпал, шутники принимались тянуть за веревку и что есть силы раскачи­вать кровать, а гость с криком «Караул! Землетрясе­ние!» пулей выскакивал в ночной рубашке во двор».

«В шутке под названием «Шлеп-стоп» нового гостя усажи­вали на землю с раздвинутыми ногами и лили перед ним воду, а он должен был, шлепая руками по грязи, лепить плотину, чтоб ее остановить. Когда воды наби­ралось достаточно, и строитель развивал бешеную деятельность, чтобы не прорвало плотину, его хватали за ноги, дергали вперед, и он шлепался в лужу собствен­ного изготовления. Ради шутки и смеха Джек был готов зайти далеко».

«Джек сиял от радости: быть хозяином, благосклонным главой этого поместья, этой общины, видеть, что друзьям и знакомым нравится есть за его столом, ез­дить на его лошадях по его холмам, спать на его кро­ватях, – все это было для него высшим блаженством. Но больше всего любил он допытываться, что пред­ставляют собой гости, нащупывать, «что там в этих часиках тикает».

Склад характера, мысли и суждения, слабые струнки натуры, колорит речи, повесть чьей-то жизни – вот он, пробный камень для проверки его догадок, предположений. Гостей же – о чем свидетельствуют сотни отзывов, – изумляли и восхищали ясность его ума, четкая, быстрая мысль, глубина и разносторонность знаний, а главное – стремительность, с которой он извлекал и усваивал мудрость своих посе­тителей – всемирно известных специалистов различных областей науки, техники, искусства, собиравшихся к его столу».

«Пусть сведения, принесенные гостем с собою, были ничтожны – все равно к тому моменту, когда приезжий готовился покинуть ранчо, и они становились достоянием хозя­ина. Говорил Джек всегда на темы, занимавшие не его, а собеседника, искусно задавал вопросы, горячо спорил, ставил под сомнение самые коренные понятия – и при этом корректировал, уточнял собственные впечатления, сведения, представления, методы рассуждений. Не раз в научном диспуте он клал противника на обе лопатки в его же специальной области. Он упивался подобным состязанием умов. «Я готов принять любую точку зре­ния», – был его излюбленный девиз».

«Джек говорил мягким, тихим голосом, ласкающим слух, нежным, как у женщины. Он оставался неизменно учтив и любезен, даже столкнувшись с ханжеством, глупостью, – встречалось и такое. Иначе и быть не могло – ведь на ранчо приглаша­лось множество совершенно незнакомых людей. Приез­жали мужчины и женщины, убеждения которых он пре­зирал, которых считал врагами цивилизации. Эти люди спали, ели и пили в его доме, садились на его лошадей и, как бы долго ни гостили у него, никогда не догадывались, какие чувства он питает к ним.

«В его доме перебывали человеческие особи всевозможных школ и направлении, различные по духовному и материальному уровню, по происхождению… и все для того, чтобы Джек Лондон мог влить все их духовное богатство и многообразие в свои произведения. Он брал у гостей все, что они могли пред­ложить ему: ученость и невежество, мужество и слабость, низость, веселый задор. Стараться перекричать против­ника, подчинить его себе силой? Никогда! Он интересо­вался существом спора, а не его исходом».

«Все в один голос говорили о неотразимом обаянии его могучей натуры. Иной раз компания, собравшаяся где-нибудь в комнате, скучала, развалившись в креслах. Молчали – разговор не клеился. Вдруг входил Джек – и точно заряд электричества врывался в комнату. Все мгновенно оживали телом и душой. Он обладал огромным запасом энергии, но это было еще не все. Он был так насыщен жизнью – горячей, трепетной, сияющей, что вселял в каждого встречного счастливое ощущение радости и дово­льства».

«Если бы какой-нибудь проповедник сумел вну­шить к себе подобную любовь, он приобщил бы к рели­гии весь мир. Разговаривая, Джек был бесподобен: гла­за большие, выразительные, не менее выразительный, нервный рот, а слова просто журчали. Что-то особенное сидело у него там внутри; мысль работала со скоростью шестьдесят миль в минуту, угнаться за ним было невоз­можно. О чем бы он ни говорил, уголки губ поднимались кверху, в словах звенел юмор – и тут уж хочешь, не хочешь, а смеялись до упаду».

Все эти свойства натуры Джека Лондона позволяют нам провести дифференциальный диагноз с типом Фосфор. А.В.Высочанский в своей монографии «Психологические типы в гомеопатии» пишет, что такой человек художественно одарен, обладает острым интеллектом, развитой интуицией, способностью быстро схватывать суть происходящего.

Он умеет творчески подойти к делу и легко приспособиться к новой ситуации. Фосфору свойственны сангвинический темперамент и общительность. Он проникнут ощущением свободы духа и чувством всеобщего братства, открыт, доверчив и непосредственен.

Фосфор редко критикует других людей, охотно верит своему собеседнику, хорошо чувствует его состояние, легко проникается мыслями окружающих и быстро достигает взаимопонимания. Такой человек умеет дипломатично найти выход из затруднительного положения, склонен к импровизации, стремится извлечь максимум удовольствия, радости и восторга из своего существования. Фосфор умеет веселиться сам и веселить других. Он любит делать окружающих счастливыми.

А.В.Высочанский отмечает, что такой человек привлекает внимание людей обаянием: веселым, умным, полным жизни характером. Нередко Фосфор оказывается очарованным самим собой, своими сверхнормальными способностями и начинает вести себя как пророк (у Джека Лондона часто проскальзывает мысль, что он мессия, призванный спасти от гибели американскую литературу, экономику и сельское хозяйство).

Фосфор не любит чувствовать себя ограниченным в возможностях: он вольно обращается с деньгами, щедр и не всегда заботится, чтобы вернуть или отдать долг (Джек Лондон неоднократно оплачивал долги своих приятелей и разрывал расписки своих должников).

Но полного соответствия между характером писателя и типом Фосфор все же не наблюдается. Джек Лондон не был поверхностным ни в делах, ни в чувствах. Если типичный Фосфор с энтузиазмом берется за новую интересную работу, то далеко не всегда способен довести ее до конца, а Джек Лондон добивался результата во всем, чем бы ни занимался.

Фосфор быстро расходует энергию, доходя до нервного и физического истощения. Он становится чувствительным к любым внешним раздражителям, нерешительным, малодушным и пугливым.

Фосфор избегает ответственности и рассчитывает, что кто-то взмет на себя бремя его забот. Крайне подверженный влиянию со стороны, такой человек охотно дает увлечь себя потоку событий, забывая о своих обещаниях, и хочет всегда быть первым, не прилагая для этого особых усилий.

Фосфор ловко уклонятся от исполнения своих обязанностей, ускользая от наказания за свои грехи. Он склонен больше полагаться на вдохновение, чем на кропотливый труд, желает всеобщего поклонения и восхищения.

Джек Лондон трудился, не покладая рук, в течение всей жизни. Он брал ответственность не только за своих близких, но и за незнакомых людей, принимая горячее участие к их судьбе. Заботы не угнетали, а тонизировали и придавали смысл жизни писателю.

Он был крепок душой и телом, стойко выдерживая трудности и невзгоды. Периоды депрессии Джек Лондон переносил в одиночестве, тогда как Фосфор всегда стремится поделиться своими проблемами с окружающими.

По мере нарастания декомпенсации фосфорный человек становится капризным, неудовлетворенным и раздражительным по малейшему поводу. Он досадует из-за пустяков, легко обижается и злится. Периоды веселья чередуются с периодами безутешности, когда Фосфор становится угрюмым человеконенавистником, не видящим радости ни в чем. Его память слабеет, мышление замедляется, интерес к делу теряется.

У Джека Лондона бывали периоды мрачного состояния духа, но они случались редко и тщательно скрывались от окружающих. Исходя из всего вышесказанного, можно сделать достоверный вывод о том, что Джек Лондон не принадлежит к типу Фосфор.

Такие свойства натуры писателя, как стремление к путешествиям, тяга к переменам, оптимизм, романтизм, энергичность, позволяют нам проводить дифференциальный диагноз с типом Туберкулинум.

А.В.Высочанский отмечает, что подобный человек полон идеалистических устремлений, испытывает страстное желание самовыражения, обладает живой фантазией и развитым чувством юмора. Он экстравертирован, обаятелен, полон энтузиазма. Может быть безрассудным, опрометчивым, легко увлекающимся, рискующим без оглядки.

Пока у Туберкулинума сохраняется возможность реализовать себя в любимом деле, он будет находиться в компенсированном состоянии. В противном случае могут проявиться психологическая нестабильность, неспособность к самоконтролю, жажда новых стимулов. Такого Туберкулинума угнетает все постоянное – работа, друзья, партнеры. Он стремится разорвать стягивающие узы и погружается в душевные метания.

Р.Моррисон пишет, что Туберкулинум – это романтический человек с множеством желаний, постоянной потребностью в перемене мест, путешествиях и неудовлетворенностью установившимся образом жизни. Он ищет возможность испытать сильное возбуждение. Это могут быть: спортивные соревнования, опасные приключения, увлечение табаком, алкоголем или наркотиками.

Р.Шанкаран указывает, что главное чувство Туберкулинума – стесненность и невыносимость положения. Чтобы вырваться из удушающей ситуации, он развивает интенсивную деятельность с использованием всех своих сил.

Тубуркулинуму необходимо постоянно испытывать судьбу. Он видит сны, связанные с опасными путешествиями на поездах, пароходах или в горах. Все элементы риска, скорости и приключений могут быть частью картины этого типа.

Черты Туберкулинума, несомненно, присутствовали в характере Джека Лондона. Он ненавидел чопорность во взглядах, предрассудки и предвзятые мнения, нетерпимо относился к узам традиций и рьяно боролся с ними. Джек не выносил тесноты – любил большие просторные помещения свежий воздух.

Независимый и своенравный, он с трудом поддавался влияниям, был непостоянен, а порой – упрям и склонен к буйству. Писатель любил веселье и забавы, смеялся неистово, во все горло. Щедрость и великодушие были для Лондона такой же естественной потребностью, как воздух, которым он дышал.

Ирвинг Стоун пишет: «Почти все друзья занимали у Джека деньги – и не один раз, а систематически. Ни одного доллара он не получил обратно. Тысячи людей писали Лондону с прось­бой выслать денег; львиную долю этих прошений он удовлетворял. Какие-то совершенно незнакомые писатели предлагали субсидировать их, пока они не закончат свои романы, и Джек ежемесячно переводил им чеки.

Когда у социалистических и рабочих газет бывали финансовые осложнения, что случалось почти непрерывно, он бес­платно посылал им свои очерки и рассказы, подписы­вался на эти газеты для себя и для друзей. Когда социалистических и профсоюзных деятелей брали под арест, Лондон посылал деньги, чтобы пригласить адвоката. Когда из-за нехватки средств забастовке грозил про­вал, на деньги Джека открывались бесплатные столовые.

Когда писатель случайно услышал, что в Австралии живет женщина, потерявшая во время мировой войны обоих сыновей, он без всяких просьб стал ежемесячно высы­лать ей пятьдесят долларов и делал это до самой смерти. Когда какая-то старушка с гор штата Нью-Йорк написа­ла ему, что терпит пытки бедности, а у Джека в это время не было на счету ни единого доллара, он засыпал своего издателя душераздирающими письмами, умоляя послать несчастной денег в счет будущих гонораров.

Когда в Сан-Франциско задумали открыть оперную студию, Лондон обя­зался ежемесячно давать определенную сумму на ее нуж­ды. Когда незнакомый товарищ-социалист из Орегона написал, что везет беременную жену и четверых детей, чтобы оставить их на ранчо, пока сам будет лечиться от туберкулеза в Аризоне, Джек послал в ответ телеграм­му, что остановиться негде: нет, не то, что свободного кот­теджа – ни одной кровати. Но семейство уже выехало из Орегона.

Когда они явились на ранчо, Джек, не сказав ни слова о телеграмме, все-таки разыскал для них кот­тедж, кормил всю семью, заботился о ней, наладил необходимую помощь, когда пришел срок появления на свет пятого ребенка. А через шесть месяцев, когда отец семей­ства вернулся из Аризоны, вручил ему жену и детишек в целости и сохранности».

Столь деятельная забота о других людях не характерна для Туберкулинума. Этот тип слишком идеалистичен и беззаботен, чтобы в такой глубокой мере разделять проблемы окружающих. Он увлекается искусством, ценит красоту и гармонию. Изменчив и непостоянен, легко утомляется, становясь капризным и раздражительным.

Невозможность контролировать себя вступает в конфликт с требованиями реальности, к которым такой человек не может приспособиться. У него развивается беспокойство, неспособность длительно заниматься одним делом, жажда новых стимулов. Непонятные окружающим душевные метания могут быть отражением неуверенности в себе, попыткой избавиться от внутреннего смятения.

Совершено очевидно, что личность Джека Лондона выходит за рамки типа Туберкулинум. Такие качества писателя, как незаурядный практический ум, способности в различных сферах деятельности, независимый характер, честолюбие, умение успешно преодолевать трудности, душевная щедрость, наводит гомеопата на мысль о типе Нукс вомика. Для проведения дифференциального диагноза еще раз обратимся к биографии Лондона, написанной Ирвингом Стоуном:

«В деловых отношениях с редакторами и издателями Джек был не менее честен и великодушен. Он всегда любил «вести игру на широкую ногу» и постоянно огорчался тем, что другая сторона, люди бизнеса, в игре «мельчит». Мягок, покладист и деликатен Лондон был лишь до той поры, пока не понимал, что его обманывают или портят его работу, и тогда Джек обрушивался на обидчика со свирепостью медведя».

«Он сердился на тех писате­лей, которые просили оказать им самую легкую дорожку к успеху. Этим Джек гово­рил: «Человек, который мечтает овладеть мастерст­вом и считает, тем не менее, что кто-то другой обязан отшлифовать его талант, – это человек обреченный: посредственность – вот его удел. Если ты собираешься выполнить задачу с честью, ты должен совер­шенствоваться сам. Смелей за дело! Ломись в дверь! Держи нос по ветру, не сдавайся! Не хнычь. Не гово­ри мне или другим, как нравится тебе то, что ты сде­лал, не говори, что твои вещи не хуже, чем у других. Делай их во сто крат лучше, и тогда у тебя не будет ни времени, ни охоты сравнивать их с посредствен­ной работой другого».

«Он обладал пытливым умом, любознательностью ис­тинного ученого; собрал у себя одну из лучших в Амери­ке коллекций книг, брошюр, докладов, газетных и журнальных статей по социализму; стены его рабочей ком­наты были до потолка уставлены книгами, которые он постоянно выписывал из Нью-Йорка, из Англии. «Что до меня, книг у меня никогда не будет вдоволь, никогда не покажется, что они охватывают слишком многое. Я, быть может, их все и не прочту, но они всегда при мне, а кто знает, какой еще незнакомый берег увидит меня, совершающего плавание по морю знаний».

«Светила раз­ных областей горячо подтверждали, что такого богатого интеллекта, как у Джека Лондона, они не встречали; их единодушие в этом пункте – дань высокого уважения человеку, которому в тринадцать лет пришлось наняться рабочим на консервную фабрику, потому что он был слишком беден, чтобы учиться в школе».

«В жизни Джека бывали периоды, ког­да он падал духом. В припадке уныния мысль о незаконнорожденности отравляла ему мозг и сердце, хотя в хорошем состоянии он легко мог до­казать себе, что это пустяк, отмахнуться и забыть. Зачастую он и пил-то для того, чтобы заглушить неис­требимую горечь, так глубоко укоренившуюся в серд­це, цепко прижившуюся в его душе. С величайшей тщательностью Джек скрывал от всех периодические при­ступы депрессии. Случались они редко – самое большее раз пять-шесть в год – и не успевали превратить его в маниакально-депрессивного больного, каким за­частую является человек творчества, художник.

И все-таки, когда эти приступы возникали на него, он мог возненавидеть свою работу, социализм, ранчо, друзей, свою механистическую философию и блестяще отстаивать право человека покончить с собой. В такие минуты лям­ка, которую он тянул, казалась непосильной, он бо­жился, что шагу дальше не шагнет с этой ношей; много пил, становился грубым, нечутким, черствым, придир­чивым. Но это проходило – часто в тот же день».

«Своим бесстрашием, выносливостью, живучестью он напоминал медведя гризли – эмблему, изображенную на флаге шта­та. Верный своим убеждениям, привязанностям, щедрый и великодушный, способный испытывать злобу, лишь столкнувшись с нищетой или несправедливостью, он был настоящим язычником, пантеистом, который как божес­тво почитал красоту и стихийные силы природы. Неисправимый оптимист, исполненный веры в прогресс, он был готов посвятить жизнь построению разумного чело­веческого общества на земле».

Подобные качества характера очень напоминают черты компенсированного типа Нукс вомика. Такой человек азартен, нетерпелив и честолюбив. Он постоянно и страстно занят работой, ставит перед собой сложные задачи и с воодушевлением их решает. Нукс вомика пытается выполнить одновременно массу дел. Он тороплив и имеет ощущение, что время течет слишком медленно. Озабоченность мелочами утомляет такого человека, но он совершенно не умеет расслабляться.

Здесь мы начинаем замечать несоответствие между типом Нукс вомика и характером Джека Лондона. Писатель работал планомерно, чередуя нагрузки с отдыхом. Он стремился к совершенству, пытаясь сочетать широту знаний с их глубиной. Вот что пишет об этом Ирвинг Стоун: «Чем больше он изучал сельское хозяйство Калифор­нии, тем больше убеждался, что дело обстоит нелад­но, что здесь со всей точностью отражаются пороки экономической системы; все делается наудачу, нера­ционально, расточительно, все нуждается в коренном, научно обоснованном преобразовании.

У Джека были земля, средства, знания и решимость; сложив их воедино, он хотел спасти от гибели фермерство Калифорнии. Постепенно изучая свой предмет, вни­кая в него все глубже, он составил себе ясное представление, каким должно быть настоящее хозяйство. Лондон мечтал, что ферма, которую он со временем построит, укажет всей стране путь к высшему типу сельского хозяйства, даст фермерам возможность получить от земли и скота продукцию более высокого качества.

Он узнал, что окрестные ранчо истощены, ни­куда не годны, потому что прежние хозяева сорок лет возделывали землю, не удобряя ее, не оставляя под па­ром. Скот в округе выродился, на племя брали малорос­лых, непородистых быков; такими же были лошади, свиньи и козы. Плодородные калифорнийские холмы пропадали зря. Нужно было выработать научные методы для превращения склонов в продуктивные площади.

Джек рассуждал так: если он восстановит истощенные силы земли, возродит высокие породы скота, раз и навсегда отметет опустошительные, хищнические методы соседей-фермеров, терпевших один крах за другим; если он бу­дет добиваться только самой высокосортной продукции, ему удастся спасти сельское хозяйство в своем районе Калифорнии. Этой задаче он целиком посвятил свою энергию, способности и средства. Все планы Джек со­ставлял вместе с сестрой Элизой, а уж она потом давала нужные распоряжения и наблюдала за работой.

В дневнике Лондон писал: «В настоящий момент я хозяин шести разоренных ранчо, объединившихся в одно владение. Эти шесть разоренных ранчо символизируют, по меньшей мере, восемнадцать банкротств; иными словами, не менее восемнадцати фермеров старого толка потеряли свои деньги и свою землю; разбиты восемнадцать сердец. Мне брошен вызов: смогу ли я собственным умом, используя новейшие достижения сельскохозяйственной науки, добиться успеха там, где потерпели поражение эти восемнадцать? Ручаюсь – да, ручаюсь своим мужеством, состоянием, книгами – всем, чем я владею».

Расчищенные поля он засеял викой и канадским горохом и три года подряд перепахивал урожай, что­бы обогатить почву. Напротив его дома находились невозделанные склоны холмов; Джек поставил людей расчистить и устроить участки в виде террас – он видел, как это делается в Корее. Двадцать два человека работали на виноградниках, подрезая лозы, удаляя боковые побеги. Джек заявил Элизе, что виноград сам себя окупит, а потом оседлал лошадь и поскакал в соседний городок голосовать за запрещение продажи спирт­ных напитков, считая, что питейные заведения представляют собой угрозу для рабочих семей.

Убедившись, что через несколько лет виноторговля бу­дет запрещена в общегосударственном масштабе, и, уз­нав вдобавок, что почва под виноградниками слишком истощена, чтобы дать хороший урожай, он велел срыть лозы с участка в семьсот акров, удобрить землю и заса­дить ее эвкалиптовыми деревьями. Изучая сельское хозяйство, он пришел к выводу, что в будущем появит­ся большой спрос на эвкалипт, который дает так назы­ваемый «черкесский орех» – первоклассную древесину, идущую на отделку и строительные детали.

В первый год он посадил десять тысяч деревьев, во второй – еще двадцать тысяч, затем еще, пока на его земле не оказалось сто сорок тысяч эвкалиптов, а на посадку было истрачено сорок шесть тысяч восемьсот шестьдесят два доллара. «Сейчас я их посажу – и все тут, а через двадцать лет они будут стоить целое состояние, без всяких усилий с моей стороны», – рассчи­тал Джек, полагая, что капитал вложен не менее надежно, чем в банк, и к тому же принесет ему тридцать процентов прибыли.

На других полях он сажал свеклу, морковь, сеял овес, пшеницу, ячмень, клевер, люцерну – словом, все, что, по его мнению, полагалось разводить на первоклассном скотоводческом ранчо, которое он созда­ет. Чтобы выращивать все это, Элиза прошла заочный курс обучения в Калифорнийском университете. Ког­да знакомый биолог привез из своих опытных садов в несколько экземпляров нового кактуса без колючек, Джек, всегда готовый испробовать всё но­вое, засадил им на корма целое поле.

Чтобы положить начало выведению племенных ло­шадей, он купил за две тысячи пятьсот долларов пре­мированного жеребца, а потом четверку по­родистых кобыл, по семьсот долларов за каж­дую. Полагая, что снова наступает пора крупных ломо­вых лошадей, Джек скупил у сан-францисских ломовиков всех кобыл, сбивших себе ноги на булыжных мосто­вых. Когда ему понадобились новые ломовые лошади на расчистку и вспашку полей, и подходящих не оказа­лось, Лондон поехал покупать их в Южную Калифорнию.

Если не удавалось найти коров и телок нужной поро­ды, он давал объявления в сельскохозяйственных журналах, ехал на выставку животноводства в Сакраменто и приобретал премированных животных: призового короткорогого быка-производителя за восемьсот долларов, восемь отличных телок по триста пятьдесят. Побывал Джек и на базаре, купив чудесных породистых поросят и целое стадо ангорских коз – восемьдесят пять голов.

Со временем он планировал продать часть своих жи­вотных по низкой цене соседям, чтобы повысить качество местного скота, но прежде предстояло увеличить пого­ловье собственного стада и улучшить научными метода­ми его породу. Кроме того, Лондон предполагал сортиро­вать говядину и свинину, подобно тому, как отчим в свое время учил его сортировать овощи, с тем, чтобы поставлять отелям Сан-Франциско лишь отборное мясо.

Для размещения животных, число которых быстро росло, он строил новые конюшни, коровники, свинарники; купил в кузницу с полным оборудованием и перенес ее на собственное ранчо. Для рабочих – их тоже станови­лось все больше – Лондон строил коттеджи и домики, в которых селились семейные и одиночки.

Он писал статьи о новых методах ведения сельского хозяйства, делал заметки для романа на тему о возвра­щении назад, к земле, обменивался бесчисленными письмами с сельскохозяйственными обществами и опытными фермами. Неоднократно давал интервью о своей новой деятельности любопытным газетным репортерам: «Я начал исследовать вопрос о том, почему у нас в Калифорнии земля за каких-то сорок-пятьдесят лет стала бесплодной, в то время как в Китае, где почву возделывают тысячи лет, она плодо­родна и по сей день. Я избрал такой курс: решительно ничего не брать от ранчо. Я выращивал зелень и скарм­ливал ее скоту; достал первый в здешних местах разбра­сыватель удобрений; поставил людей на расчистку кус­тарников, а новые площади превратил в пашни.

Положение в стране отчаянное, и вот почему: за десять лет количество голодных ртов в Соединенных Штатах увеличилось на шестнадцать миллионов. Это означает, что при правильном ведении сельское хозяйство – занятие, которое приносит верный доход. За эти же десять лет поголовье свиней, овец, молочных и мясных коров фак­тически сократилось вследствие того, что крупные ранчо раздробились на мелкие фермы. Хозяин, который выводит породистых животных, бережет и восстанавливает плодородность почвы, наверняка добьется успеха».

В этом повествовании о Джеке Лондоне начинает явственно проглядывать еще один гомеопатический тип – Бриония. Это такой же трудоголик, как и Нукс вомика, но прошедший через полосу глубокой нищеты, когда интенсивный труд был необходим для выживания.

Даже заработав состояние, Бриония не может изжить подсознательный страх бедности. Свои душевные переживания этот человек не высказывает даже близким и в состоянии депрессии остается в одиночестве.

Бриония плохо переносит солнце и страдает головными болями. Известно, что таинственная болезнь Джека Лондона, которую не могли вылечить австралийские врачи, прошла сама собой после возвращения на родину. Писатель случайно наткнулся на книжку «Влияние тропического освещения на белых» и пришел к выводу, что в основе его проблем лежала фотофобия – плохая переносимость солнечного излучения. Для типа Бриония этот симптом весьма характерен.

Также у такого человека отмечается жажда, из-за которой он периодически пьет холодную воду. Эти брионийные черты присутствовали у Джека Лондона.

Свое время он распределял также как Бриония – планомерно и рационально. Для подтверждения версии еще раз обратимся к выдержке из биографии писателя, составленной Ирвингом Стоуном: «Джек ложился спать обычно часов в одиннадцать. Перед этим верный слуга раскладывал на ночном столике бумагу, карандаш, гранки для правки, книги и бро­шюры, которые Лондон читал в данный момент; рукописи начинающих писателей – для редакции и на отзыв; легкую закуску – погрызешь что-нибудь, и сна как не бывало; коробку сигарет и кувшин с каким-нибудь на­питком на льду. Джек то и дело прихлебывал, чтобы не пересыхало во рту от непрерывного курения.

И долго в гулкой тишине горела лампа, и один у себя на террасе работал человек – читал, делал заметки, курил, потя­гивал ледяное питье, размышляя над печатным словом, словом правды и лжи, справедливости и жестокости человека к человеку… И так, пока не подкрадывалась усталость, не забивалась, подобно крохотным песчин­кам, под воспаленные веки. Побуждаемый, но только любовью к знаниям, но и страхом как бы не пропустить что-то новое, важное, что зародилось в мире, он непре­станно подстегивал себя: «Познавай!».

На его ночном столике постоянно лежал неприкосновенный двухтом­ник Поля де Шейю, чьи «Африканские путешествия» были первой книжкой приключений, попавшей в руки восьмилетнему мальчику на ранчо в Ливерморе. Двух­томник Поля де Шейю назывался «Век викингов» и исчез с ночного столика только после смерти Джека.

Около часа ночи, заложив спичкой то место в кни­ге, на котором он остановился, Джек переводил стрел­ки на картонном циферблате, висевшем на дверях ка­бинета, чтобы слуга знал, в котором часу разбудить хозяина. Редко он позволял себе больше пяти часов сна; самое позднее время, указанное на циферблате, было шесть часов утра.

Как правило, ровно в пять слуга приносил утренний кофе. Не вставая с постели, Джек правил вчерашнюю рукопись, отпечатанную Чармиан, читал доставленные по его заказу офици­альные сообщения, технические статьи, корректиро­вал стопку свежих оттисков, присланных издательства­ми, составлял план текущей работы, наброски буду­щих рассказов.

В восемь он уже сидел за письменным столом и писал тысячу слов – первоначальный вари­ант очередной вещи, изредка поглядывая на четверо­стишие, прикрепленное кнопками к стенке:

 

С постели вставая, берусь я за дело –
О Господи! Только бы не надоело.
А если я к ночи в могилу сойду,
О Господи! Дай сохраниться труду.

 

Эти строки как нельзя больше характеризуют Джека Лондона как представителя типа Бриония. Эта версия представляется автору книги наиболее убедительной, хотя при оценке личности гения меркнет любое типирование, потому что рамки его слишком тесны для столь широкой души.

Подробнее в книгах Долининой И.В. «Характер и здоровье», «Узнай свой тип и вылечись», «Великие и гомеопатия».

Курсы по гомеопатии для врачей