Выдержки из книги И.В. Долининой «Великие люди глазами гомеопата».

Софья Андреевна Толстая (1844-1919)

Не Она.

Лев Толстой, «Дневники»

Жизненный путь и история болезни

Родилась в 1844 году в Москве в семье известного врача Андрея Евстафьевича Берса, лютеранина немецкого происхождения. Служил он в московском дворцовом ведомстве, поэтому занимал хорошую казенную квартиру в Кремле. За выслугу получил дворянство, а позже – генеральский чин. Тридцати четырех лет отроду женился на шестнадцатилетней девушке Любови Иславиной.

Иславины и Толстые дружили семьями. Известно, что девятилетний Левушка был неравнодушен к одиннадцатилетней Любочке и однажды, из ревности, столкнул ее из лестницы. Впоследствии Толстой напишет свои «Детство» и «Отрочество», вспоминая детские годы, проведенные с Иславиными.

Итак, Любовь Иславина, выходя замуж за Андрея Берса, родила тринадцать детей. Из них выжило восемь. У Софьи Берс было две сестры – Лиза и Татьяна и пять братьев. Девочки воспитывались дома гувернантками и учителями. Им внушали, что нужно самим зарабатывать свой хлеб, поэтому сестры Берс готовились к официальному экзамену на диплом домашней учительницы.

Семейные отношения Берсов не были идеальными. Отец семейства обладал вспыльчивым характером. Его выходки всегда останавливала выдержанная жена. Три сестры не были похожи друг на друга ни внешностью, ни характером.

Старшая Лиза не терпела хлопот по дому, проводила время с книгами, занималась языками, писала статьи. Младшая Таня казалась ее полной противоположностью. Это была артистическая, увлекающаяся, страстная натура. Она усиленно занималась музыкой и превосходно пела. Несомненно, что именно Татьяна Берс послужила прототипом Наташи Ростовой из романа Толстого «Война и мир».

Соня Берс во всех отношениях представляла середину между своими сестрами. Младшая Татьяна вспоминала: «Соня была здоровая, румяная девушка с темно-карими большими глазами и темной косой. Характер она имела с оттенком сентиментальности, которая легко переходила в грусть. Она как будто не доверяла счастью, не умела его взять и всецело пользоваться им. Ей все казалось, что сейчас что-нибудь помешает ему, или что-нибудь другое должно придти, чтобы счастье было полное». Доктор Берс говорил: «Бедная Сонечка никогда не будет вполне счастлива».

Софья любила литературу, живопись, музыку. С удовольствием занималась с младшими детьми, помогала матери по хозяйству. Бережливость и даже некоторая скупость рано проявились в ее натуре. Но это не мешало сентиментальности, искренности, умению и желанию нравиться. Весной 1861 года Соня сдала экзамены в Московский университет. Это положило грань между детством и юностью.

С лета того же года частым гостем в семье Берсов стал Лев Толстой. Он уже был известен как автор «Детства» и «Отрочества». В семье Берсов Толстого любили все – со старшей Лизой он беседовал на серьезные литературно-философские темы, со средней Соней играл на рояле в четыре руки, с младшей Татьяной выдумывал разные «школьные проказы». Вскоре ежедневные визиты молодого графа приобрели в глазах общества некую двусмысленность. Молва прочила ему в невесты Лизу. В дневнике Лев записал: «Лиза Берс искушает меня; но этого не будет. Один расчет недостаточен, а чувства нет».

Значительно больше Толстого привлекала средняя сестра – Софья. Но тут у него появился соперник – тридцатипятилетний профессор Нил Попов. Ему очень нравилась Соня, да и девушке было приятно общение с интересным, влюбленным в нее мужчиной. В Толстом проснулась ревность. Возможно, в противном случае он погубил бы зарождающееся чувство сомнениями и рассуждениями. Но сложившаяся ситуация требовала принятия решения без промедления.

Вот тогда и состоялось полуобъяснение в любви, невольным тайным свидетелем которого стала младшая сестра Татьяна. Лев Толстой, уединившись с Софьей, написал ей на бумаге текст из одних начальных букв: «В. м. и п. в с. с. ж. н. м. м. с. и н. с.». По какому то наитию Соня быстро его прочитала: «Ваша молодость и потребность в счастье слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья».

Но до официального предложения руки и сердца было еще далеко. Дневник Толстого частично передает нам тот водоворот чувств и сомнений, в котором он находился накануне решительного шага: «Я боюсь себя… Мне тридцать четыре года… скверная рожа, не думай о браке… Опять бессонная мучительная ночь… Господи, помоги мне, научи меня!». Наконец Лев решился. Он пришел к Берсам, передал Соне письмо, в котором были слова: «Мне страшно будет услышать нет…». Соня ответила: «Да».

В Ясной Поляне молодых встретила тетушка Татьяна Александровна (дальняя родственница, хранительница очага) и брат Льва – Сергей. Старого дома, в котором родился Толстой, уже не было. Этот огромный, в тридцать шесть комнат, дворец был проигран Львом Николаевичем в карты, разобран и увезен. От прежнего великолепия осталось лишь два флигеля. В одном из них помещалась школа для крестьянских детей. В двух этажах второго устроились молодые.

С гордостью надев домашний дамский чепец, молодая графиня взялась за хозяйство. На смену вопросительному влюбленному беспокойству пришли нежная заботливость мужа и любовная покорность жены. Конечно же, у роз супружества имелись шипы. Капризы и припадки ревности были особенно часты в период беременности Софьи. Малейшее опоздание мужа к назначенному часу выводило жену из себя. Ревнивым предположениям не было конца. Лев Николаевич ревновал еще сильнее – и к учителю яснополянской школы, и к гостям, и к другу детства.

В целом, супруги вели очень замкнутую жизнь. Толстой погрузился в домашнее хозяйство: разводил пчел, племенных овец, высаживал плодовые деревья, строил винокурный завод. Однако вложения не приносили прибыли, а часто напротив давали убытки. От неудач Толстой отдыхал на охоте, которой в ту пору увлекался до самозабвения. Но серьезная травма плеча, потребовавшая операции, охладила пыл охотника. Тогда с не меньшим воодушевлением он возобновил литературные занятия.

Летом 1863 года Софья родила первенца. По представлению мужа, мать должна была не только кормить своего ребенка, но и полностью и без посторонней помощи обслуживать его. Но роды молодой графини прошли тяжело, грудного молока не хватало, ребенок был беспокойным. Врач запретил кормление.

Несмотря на то, что Лев не верил как докторам, так и ближайшим родственникам, под влиянием сложившихся обстоятельств ему пришлось сдаться – появилась няня и кормилица. Молодой отец старался не появляться в детской, но его претензии к жене оказались несправедливыми: за годы супружества Софья родила тринадцать детей, из которых пятеро умерло, а остальных она выходила.

Вскоре муж смирился с няньками и даже выписал из Англии гувернантку. Он требовал подчеркнутой простоты в обиходе детей, которых одевали в холщевые рубашки и ограничивали в игрушках. Отпрыски подрастали, что требовало целого штата домашних педагогов.

Родители также принимали участие в обучении детей. Софья Андреевна преподавала русский, французский, немецкий языки и танцы. Лев Николаевич – греческий и математику. Особое внимание уделялось физическим занятиям – плаванию, верховой езде, катанию на коньках и гимнастике.

С 1864 по 1868 годы Толстой работал над романом «Война и мир». Жена заменила ему секретаря, советчика и переписчика. Иногда она подсказывала развитие сюжета, просила оставить полюбившиеся ей отрывки без изменений. Над рукописями она работала по ночам, невзирая на усталость и практическое отсутствие благодарности. Об объеме труда Софьи Андреевны можно судить хотя бы по тому факту, что черновики вывозили несколькими телегами. После выхода «Войны и мира» Толстой прочно занял первое место в русской литературе.

С весны 1873 года Лев Николаевич начал работу над «Анной Карениной». Издатели предлагали большие авансы – 10 тысяч вперед и по 500 рублей за лист. Но Толстой медлил. Он настолько увлекся педагогикой, что снова возродил яснополянскую школу, привлекая к учительству свою жену и детей. Софья Андреевна огорчалась, не сколь даже от потери денег, столько из-за того, что считала творчество более важным, чем обучение нескольких десятков крестьянских детей в отдельно взятой усадьбе.

В середине семидесятых годов, Лев Толстой, тем не менее, значительно приумножил свое состояние. Одним только литературным трудом писатель заработал около шестисот тысяч рублей. Но с 1983 года на семью Толстых обрушились тяжелые переживания. Сначала умер полуторагодовалый сын Петя, через полгода воспитательница самого Льва Николаевича – Татьяна Александровна, а еще через полгода – десятилетний сын Николушка.

В том же году все дети болели коклюшем. Заразилась и сама Софья Андреевна. Будучи при этом беременной, она родила мертвую девочку. А еще через месяц скончалась тетка Пелагея, любимая родственница Льва Николаевича. В то же время беспрерывно болела сама Софья Андреевна – она худела, кашляла, страдала болями в спине.

На Толстого все случившееся произвело неизгладимое впечатление. Неотступные думы о смерти наводили его на мысль о самоубийстве. Двадцать лет назад Лев испытал первые припадки отвращения к жизни, связанные со смертью любимого брата. И вот все повторилось. Толстому во что бы то ни стало, нужен был такой смысл жизни, который бы не уничтожался смертью. В течении трех лет он пытался найти утешение в религии. Но все было напрасно. Ничто не могло избавить Толстого от мучительных сомнений.

К началу душевного кризиса Льва Николаевича Софье Андреевне было тридцать лет. Еще в юные годы она подметила чрезвычайную переменчивость суждений мужа. Постепенно этот качество стало для нее тягостным. Софья, первоначально одобряя все затеи супруга, со временем отмежевалась от некоторых его увлечений.

Толстой «искупал вину» в работе – брался за плуг и пахал вместе мужиками или подшивал им валенки, требуя от домочадцев того же. Сначала Софья Андреевна разрешила привлекать своих детей к полевым и животноводческим работам. Потом эта бессмыслица стала ее раздражать. Религиозные метания были для нее также чужды. Когда же во взглядах Толстого появились антицерковные элементы, Софья Андреевна сначала растерялась, а затем возмутилась.

Лев Николаевич стал проповедовать необходимость нищеты. Он собирался отказаться от литературных прав и начать раздачу своего имущества бедным. Дети, жена и друзья не поддержали Толстого. При этом, ему было категорически объявлено, что в случае раздачи имущества над ним будет установлена опека за расточительность, вызванную психическим расстройством.

И Льву Николаевичу пришлось задуматься над своими «открытиями». В сущности, главный вывод из его понимания учения Христа сводился к полному отказу от собственности и семьи. Предстояло перестать быть Толстым, став безымянным бродягой. К этому шагу Лев Николаевич был еще не готов.

Дети выросли. Сыновьям нужно было поступать в университет, а дочерей выводить в свет. В 1882 году Толстой купил дом в Хамовническом переулке Москвы.

 

 

Почти все хлопоты по переезду легли на плечи Софьи Андреевны. В этот год в Москве должна была состояться перепись населения. Толстой, в числе других видных общественных деятелей, получил предложение руководить группой порайонных счетчиков. Вернувшись домой из посещенной им ночлежки, он стал кричать домашним и гостям, что так жить нельзя. Лев Николаевич решил действовать: выступил в городской думе, стал собирать пожертвования на бездомных. Но, увы, дело потерпело фиаско.

Толстой столкнулся с толпой деклассированных лиц: беспризорников, проституток, бродяг. Никакое количество денег не могло изменить ход их жизней. А в помощи братским участием они не нуждались. Лев Николаевич продолжал углубляться в мучительный для себя вопрос. Его книга «Так что же нам делать?» выступала против сословных и других привилегий. Осенью 1884 года Толстой решил устраниться от распоряжения имуществом и оформил соответствующую доверенность на свою жену.

Софье Андреевне поначалу было очень трудно. Но она всегда советовалась с друзьями, познакомилась со вдовой Достоевского, которая еще при жизни Федора Михайловича взяла издание его сочинений в свои руки. После преодоления сопротивления издателей, Софье Андреевне удалось поставить продажу сочинений мужа в исключительные по выгоде условия.

Тем временем, Толстой совершенно отстранился от воспитания детей и стратегических вопросов хозяйствования. Для него легче было самому убирать комнаты, топить печи, носить воду, делать обувь для всей семьи, косить вместе с крестьянами сено. Лев Николаевич также отказался от прежних забав и привычек: в с1884 году оставил охоту, с 1887 года сделался вегетарианцем, а в 1888 году навсегда распрощался с табаком и вином.

Размышления над смыслом жизни почти не оставляли времени для литературного творчества. Тем не менее, в конце восьмидесятых Толстой написал «Власть тьмы», «Холстомер», «Смерть Ивана Ильича», «Плоды просвещения». Одну из повестей, «Крейцерову сонату», Софья Андреевна возненавидела. Ей казалось, что по поводу этого произведения ходят неприличные слухи, что необходимо очистить свою репутацию в глазах детей.

И Толстая написала автобиографический роман «Чья вина?». В противоположность «Крейцеровой сонате», где вина за развод ложится на обоих супругов, в этом романе ответственность падает только на мужа, изображенного «ревнивым похотливым животным», убившим свою невинную жену.

В сентябре 1887 года Толстые отпраздновали серебряную свадьбу. А весной 1888 года родился их тринадцатый ребенок – Ванечка. Увы, мальчик прожил всего семь лет и умер от скарлатины в 1895 году. Семейные несчастья на какое-то время сближали супругов, но в целом, их взгляды на жизнь становились все более противоположными.

Лев Николаевич настаивал на отказе от гонораров за свои произведения. Жена категорически не соглашалась с этим, считая, что это предательством по отношению к семье. После крупной семейной ссоры в 1891 году Софья Андреевна даже собиралась броситься под поезд. Счастливый случай помог избежать непоправимого. Тем не менее, через некоторое время Толстой опубликовал в газетах полный текст отречения от гонораров за все сочинения, написанные после 1881 года.

Крупные и частые разбирательства между супругами происходили по поводу столкновений Софьи Андреевны с крестьянами. Мужики, почувствовав вседозволенность, рубили барский лес, травили поля, воровали скотину. Лев Николаевич решительно не хотел владеть больше ничем. Весной 1891 года он подписал дарственную на всех членов семьи. Теперь для Толстого последним аргументом в семейных спорах был уход. Жена в ответ обещала покончить с собой.

Конечно, на самом деле Лев Николаевич не мог превратиться в безымянного бродягу. Он страстно желал проповедовать, а для этого нужно было сохранять прежний статус. В 1892-1894 годах в центральных губерниях России из-за неурожая начался сильный голод.

Толстой в течение двух лет кормил около шестнадцати тысяч человек в двухстах открытых им столовых, устроил их снабжение дровами, лошадьми, обувью и холстом. Эта кипучая деятельность всколыхнула русское общество. Авторитет Толстого возрос неимоверно, его примеру старались следовать многие просвещенные люди того времени.

Лев Николаевич постоянно о чем-то хлопотал, принимал посетителей, организовывал издание литературы, доступной народу. Вокруг него образовался кружок единомышленников, самым заметным из которых был сын генерал-губернатора Владимир Чертков. Однако от своих близких – детей и жены – писатель отдалялся все дальше.

В дневнике он писал: «Главная причина семейных несчастий – неправильная мысль о том, что брак дает счастье… Но он всегда есть страдание, которым человек платит за удовлетворение полового желания. Страдание в виде неволи, рабства, пресыщения, отвращения от всяких пороков, которых особенно трудно нести не в себе, а в другом и страдать от них, как от своих».

Прежней любви к жене – теплой и человеческой – Лев Николаевич уже не испытывал. А она, напротив, сохраняла остатки привязанности. Ухаживала за мужем, заботилась о здоровье, пыталась протащить через цензуру его крамольные сочинения. Что касается заботы о наследии Толстого, то здесь Софья Андреевна обрела сильного конкурента в лице верного «толстовца» Черткова.

Он стоял во главе издательства «Посредник», созданного на средства самого Льва Николаевича. Всякое слово Толстого записывалось секретарями, все его черновики шли к Черткову, где целый штат сотрудников разбирал и классифицировал материал. После отказа от литературной собственности, подписанного Львом Николаевичем, Чертков стал полным хозяином новых творений писателя.

Осенью 1906 года Софья Андреевна опасно заболела. Сильные боли заставляли ее непрерывно кричать. Профессор Снегирев, выписанный из Москвы, определил распадающуюся «внутреннюю опухоль» и заявил, что «если не сделать операции, больная умрет». Мы не имеем точных сведений о характере так называемой «опухоли». Осмелимся сделать предположение, что это был перекрут ножки кисты яичника или очаг эндометриоза. Вряд ли речь шла о чем-то злокачественном – ведь после хирургического вмешательства Толстая прожила много лет в относительном здравии.

В том же году семью Толстого ждало еще одно испытание. Осенью в Ясной Поляне от тифа скончалась их дочь – Мария Львовна Оболенская. Эта потеря опять ненадолго сблизила супругов Толстых, но обоим было ясно, что между ними лишь многолетняя привычка.

28 августа 1908 года Льву Николаевичу исполнилось восемьдесят лет. В течение двух недель в Ясной Поляне принимали гостей. Софья Андреевна решила использовать момент и выступить с новым двадцатитомным изданием сочинений Толстого.

«Душеприказчик» Льва Николаевича – Чертков – начал серьезную интригу. Пользуясь слабым здоровьем Толстого и играя на его пацифизме, он вынудил писателя составить завещание в свою пользу. Втайне от Софии Андреевны Чертков методично настраивал Льва Толстого против его же собственных детей. Около дряхлеющего гения образовалось два воюющих лагеря, которые раздирали его на части.

Софья Андреевна чувствовала ответственность за большую семью, которая вместе с внуками, состояла уже из двадцати восьми человек. Благосостояние их всех зависело от завещания патриарха. Толстая требовала от Черткова вернуть дневники мужа, тот в грубой форме отказывался. Софья Андреевна догадывалась о тайном завещании, но неопределенность делала ее жизнь совершенно невыносимой. Она то умоляла мужа признаться, то угрожала покончить с собой.

Лев Николаевич изнемогал от неразрешимости ситуации. 3 октября 1910 года у него случился припадок с судорогам. Софья Андреевна не отходила от постели больного. Ее стараниями писатель оправился от недуга, но, несмотря на это, Толстой принял твердое желание умереть вне дома. 28 октября под утро он покинул Ясную Поляну в сопровождении доктора Маковицкого.

Утром жена прочитала оставленное им письмо. Она была вне себя – побежала топиться в пруд, но ее вовремя вытащили. Весь день Софья Андреевна рыдала, била себя молотком, колола ножницами и пыталась выброситься из окна. К вечеру приехал врач-психиатр.

Тем временем Толстой в пути простудился. Ему пришлось сойти с поезда на станции Астапово. Начальник станции уступил больному свою квартиру. Начавшаяся пневмония через семь дней унесла жизнь великого человека – Льва Николаевича Толстого. Жену допустили к мужу только тогда, когда у него уже началась агония.

После смерти Толстого его многочисленная семья (семь детей и двадцать внуков) стала испытывать материальные затруднения. Софья Андреевна неоднократно обращалась к императору с просьбой приобрести в собственность государства имение Ясная Поляна. Она писала: «Я желала бы видеть имение во всенародных руках». Но правительство не сочло возможным дать положительный ответ. Тем не менее, с 1912 года вдове Толстого была назначена пенсия в десять тысяч рублей в год. Такой же размер пенсии Софье Андреевне был установлен и советской властью.

До последних дней своей жизни она бережно сохраняла усадьбу и могилу Льва Николаевича. Она составила детальную опись предметов по комнатам. Описывая интерьер, вдова великого писателя рассказывала о мельчайших подробностях жизни своей семьи.

В 1917 Софья Андреевна окончательно сформировала каталог ясно-полянской библиотеки. Она сохранила даже гербарий, собранный ее мужем. Умерла Софья Андреевна в 1919 году.

Любовь – вот чувство, которое руководило ее поступками всю жизнь. Еще в далеком 1882 году в своем дневнике она писала о жизни со своим мужем:

 

Нам на долю всем досталось
В лучах души его прожить,
Давайте ж, сколько жить осталось,
Тому, что он любил, служить.

 

В этих строках она прозорливо угадала свою судьбу и предназначение. Нам остается лишь уважительно склонить голову перед заслугами Софьи Андреевны и попытаться, насколько это возможно, разгадать тайну ее характера.

Размышления над гомеопатическим диагнозом

Раздумывая над характером Софьи Андреевны Толстой, гомеопат может в первую очередь вспомнить о типе Натриум муриатикум. Действительно, проживая десятки лет вместе с гением, невозможно не иметь натрийных черт. Ведь совместное существование в этих условиях подразумевает обязательную жертвенность со стороны того, кто более способен к этому. Попытаемся отметить натрийные черты Толстой, чтобы сделать вывод, была ли она настоящим Натрием муриатикумом?

Софья Андреевна с самого начала супружества деятельно помогала мужу. Будучи на поздних месяцах беременности, вела дела без помощи приказчика, за две версты носила завтрак Льву Николаевичу на пасеку, помогала в занятиях с крестьянскими детьми. Участвовала в таких нелюбимых ею занятиях, как охота и рыбная ловля: муж выбирал узкие места и ставил сеть на реке, а жена болтала воду, чтобы щука шла в сети.

С рождением детей внимание переключилось на них. Многое пришлось пережить юной матери. Вот лишь один эпизод: муж с повреждением плеча около месяца находился в Москве, а жена с двумя детьми без всякой помощи жила в имении. При этом мальчик опасно болел и даже находился при смерти.

Вскоре в Ясную Поляну приехала сестра Софьи с детьми. В доме опять зазвучала музыка. Толстая написала мужу: «Музыка, которую я так давно не слышала, разом вывела меня из сферы пеленок и беспокойных кормлений, из которых я давно не выходила ни на один шаг. Мне даже странно стало, я в себе давно заглушила те струнки, которые болели и чувствовались при звуках музыки, при всем, чего ты не видел во мне, за что тебе иногда бывало досадно». В этих строках – вся душа самоотверженного Натриум муриатикума, пожертвовавшего собой ради интересов близких.

Роль просто матери не давала Софье полного удовлетворения. Она нашла единственно возможный для себя выход – страстно привязалась к творчеству мужа и сумела принять в нем участие. Как истинный Натриум муриатикум, она взялась за неблагодарную работу – переписывание запутанных малопонятных черновиков. Если было написано совсем неразборчиво, Софья шла к мужу за разъяснениями. Но такое случалось очень редко – она не любила никого зря беспокоить.

Порой сам автор не мог разобрать своих каракулей, ведь он имел обыкновение вписывать целые фразы между строк, в углах листа или даже поперек текста. Переписанные четким почерком листы снова поступали к автору и всегда возвращались в неузнаваемом виде. Таким образом, Софья Толстая переписала «Войну и мир» семь раз!

И все же при более внимательном натуры рассмотрении Софьи Андреевны становится ясно, что роль Натриум муриатикум не подходит ее характеру. Возможно, это несоответствие было спасительным для всей семьи Толстых. Ведь если бы жена-Натрий полностью и самозабвенно разделила взгляды своего мужа, их дети остались бы без средств к существованию.

В автобиографии (1914 год) Толстая писала: «Я недоумевала, как жить с такими взглядами (как у мужа), пугалась, тревожилась и горевала. Но не могла же я с девятью детьми поворачиваться, как флюгер, за его изменяющимися взглядами… Отдать сочинения Льва Николаевича в общую собственность я считала дурным и бессмысленным. Я любила свою семью, а этим опрометчивым поступком мы наградили бы богатых издателей, вроде Маркса и Цетлина. Я сказала мужу, что если он умрет раньше меня, то семья не откажется от прав на его сочинения».

А вот еще серия анти-натрийных признаний: «Он мне гадок со своим народом. Я чувствую, что или я, или «народ». Как печально, что такой интеллигентный потенциал уходит на рубку дров, починку обуви и разогревание самовара».

«Я не замечала всю жизнь своего труда-служения гениальному мужу. Прочитав его дневники, я увидела, что для большей своей славы он повсюду бранил меня; ему нужно было оправдать как-то свою жизнь в роскоши со мной. Это было в год смерти моего Ванечки, когда я, огорченная душой, больше примкнула к мужу – и жестоко разбилась сердцем и разочарованием в нем».

В последней фразе гомеопат может услышать туйные мотивы. Попробуем еще раз взглянуть на жизнь жены Толстого уже через версию Туи, что особенно актуально с точки зрения соматики: ее туйной внешности, туйных заболеваний (гинекологической патологии, приступов истерии), сикотического стремления к накоплению, бурной сикотической реакции в критические жизненные периоды.

Софья Берс – красивая девушка, дочь известного врача. Молодому Льву она казалась послушной и покорной. «Ему нужна была женщина пассивная, здоровая, бессловесная и без воли», – записала в дневнике юная Софья. У Толстого был некий идеал женщины, родственный чеховской Душечке. Перед свадьбой его мучили неясные предчувствия – страх, недоверие, желание бегства. Лев опоздал к венчанию, заставив всех изрядно поволноваться. Еще до свадьбы Толстой дал прочитать юной Софье свои дневники, считая это поступком честного человека и не заметив жестокости подобного жеста.

Невеста была потрясена: «Он не понимает, что прошлое – это целая жизнь, жизнь с тысячами различных чувств, хороших и дурных, которые мне уже принадлежать не могут. Я тоже увлекалась, но воображением, а он – женщинами, живыми, хорошенькими, которыми любовался. У нас есть что-то очень непростое в отношениях, которое постепенно может совсем разлучить».

После первой брачной ночи Толстой запишет в дневнике странную, казалось бы, фразу: «Не Она», смысл которой станет ясен позже. Поначалу Софье даже нравилось подчиняться более сильной воле мужа. Она занималась хозяйством, почти ежегодно рожала детей. Несмотря на внешнее семейное благополучие, самого Толстого первые годы брака настойчиво преследовала мысль о самоубийстве, до того упорная, что он даже прятал от себя веревки, боясь повеситься. Свидетельство тому можно найти в его дневниках, а отголоски – в «Крейцеровой сонате» и «Анне Карениной».

Возможно, причина заключалась в сексуальной несовместимости. В своем дневнике Софья пишет: «У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно, а у меня никакой, напротив». Горький, знавший Толстого уже стариком, отмечал: «Мне всегда не нравились его суждения о женщинах – в этом он был чрезмерно простонароден, что-то деланное звучало в его словах, что-то неискреннее, а в то же время – очень личное. Словно его однажды оскорбили, и он не может ни забыть, ни простить» (М. Горький — тип Аурум йодатум).

Вероятно, что в семейной жизни Толстой получал невольный возврат со стороны жены тех ударов, которые нанес ей еще до свадьбы. У супругов Толстых было очень различное отношение к быту и материальным ценностям. Софья любила достаток, а Лев Николаевич был к этому практически равнодушен. Он питал слабость к широким жестам и расточительности, а жена, напротив, стремилась к экономии. Но было и то, что их объединяло.

Софья Андреевна обладала многими талантами. Еще с юности она писала рассказы, а в зрелые годы увлеклась живописью и даже сделала отличную копию репинского портрета Толстого. По воспоминаниям обоих супругов самыми светлыми минутами их жизни было совместное музицирование – игра на рояле в четыре руки. В этом занятии каждый находил в другом партнера, равного себе.

Была и область, в которой жена превосходила мужа – она оказалась очень деловитой и хозяйственной. Под руководством графини обустраивалась Ясная Поляна. Она вникала во все: от соленья огурцов – до судебных тяжб по поводу рубки леса, от приема гостей – до аудиенции с государем с целью протаскивания трудов мужа через цензуру.

Она родила тринадцать детей, пятерых из которых похоронила, а остальным дала хорошее воспитание и образование. Софья Толстая имела свои взгляды на частную собственность и дворянские привилегии, церковь и искусство, которые не совпадали с воззрениями Льва Николаевича.

Толстой под ее влиянием в первые годы женитьбы был охвачен азартом накопления. Он скупал земли, заводил пасеки, разводил экзотических японских свиней. Позже Лев Николаевич напишет: «Я вдруг остановился, задумался и был потрясен, сколько времени ушло на эти ненужные занятия». Свой гнев и возмущение он выплеснул на жену.

В зрелые годы у Толстого появилось навязчивое стремление раздать свое имущество бедным. Он «искупал вину» в работе – брался за плуг и пахал вместе с мужиками или подшивал им валенки, требуя от своих домочадцев того же.

Первое время жена пыталась его понять – помогала крестьянам и даже позволяла привлекать дочерей к полевым работам. Потом эта бессмыслица стала её раздражать. В последние годы жизни Толстой считал литературу и музыку слишком суетными занятиями. С этого времени началось полное крушение их семейной жизни.

Софья Андреевна пыталась бунтовать. Это прослеживается в ее дневнике: «Леву ужасно люблю, но злит меня, что мы не равны», «в лице моего мужа никогда не было друга», «он меня всю жизнь унижал». А сам Лев Николаевич пишет: «Есть люди, до такой степени чуждые, что с ними нельзя обращаться иначе, как обращаются с детьми, не становясь на одну доску».

По мере того, как имя Толстого приобретало широкую известность, Софья Андреевна все больше пыталась играть роль влиятельной и любимой супруги. Делала все, чтобы ее имя постоянно сопутствовало имени мужа. Толстой с горечью писал: «Ей нужно одно – чтобы люди думали, что я люблю ее». На самом деле Лев Николаевич так и не пустил жену постоять на вершине своей славы, которую безраздельно занимал в гордом одиночестве.

Шли годы, из тягостной семейной жизни требовалось найти выход. Софья Андреевна пишет: «Мне хочется убить себя, бежать куда-нибудь, полюбить кого-нибудь». И она влюбилась в известного композитора Танеева. Но перемене судьбы не суждено было состояться. Роман закончился «ничем».

Тогда Толстая опять обратила свои чувства на мужа. Живя раздельно, она осознала его величие и стала ревновать ко всем – и к толстовцам (особенно Черткову), и к собственной дочери Александре. Вот потрясающие строки из ее дневника: «Я ушла, лазила по каким-то оврагам, потом вышла в поле и оттуда почти бегом направилась в имение Чертковых, с биноклем, чтобы видеть все далеко кругом. Там я легла в канаву недалеко от ворот и ждала Л.Н.. Не знаю, что бы я сделала, если бы он приехал. Я все представляла, что легла бы на мост через канаву, и лошадь Л.Н. меня бы затоптала». В это время Софье шел шестой десяток, а Льву – восьмой.

Толстой поквитался с женой, убежав из дома. Софья Андреевна реагировала бурно – пыталась покончить собой, бросившись в пруд. Потом спешно поехала на станцию, где лежал муж. Трудно сказать, кто из них победил в этой любви-борьбе. Возможно, что Льву была нужна именно такая женщина, как Софья, а не наивная милая Душечка.

Судя по характеру и внешности, Софья Андреевна действительно была Туя. Женщина подобного типа в молодости достаточно замкнута, обладает хорошими манерами, исполнительна, зависима от мнения окружающих. Ее долго преследует чувство внутренней ущербности, ощущение нахождения под контролем сверхчеловека (вот и причина конфликтов с Л.Н.!).

Туя любопытна, нетерпелива, тороплива, быстро ходит и говорит, возбудима, раздражительна, с навязчивыми идеями, очень чувствительна к музыке. Равнодушие сексу в молодости сменяется сексуальной активностью в зрелом возрасте.

Для Туи характерны все симптомы избыточности, но, будучи интровертом, Туя не делится ею, а аккумулирует. Поэтому на физическом уровне мы наблюдаем полноту, бородавки, опухоли, а на психическом – склонность к накоплению материальных благ.

Двум ярким личностям – супругам Толстым – вместе было тесно. Отдушиной являлось совместное излияние энергии – музицирование и литература. Конфликты в их семье фактически представляли борьбу за недостижимый идеал отношений между мужчиной и женщиной.

Как писал современник: «Между Л.Н. и С.А. глубочайшая связь, которая может существовать между людьми – смешение двух человек в одном». А вот, что вспоминает сама Толстая о минутах прощания с мужем: «Меня пустили к Л.Н., когда считали, что он уже умер. Я тихо шептала ему на ухо, что все время была здесь, что люблю его… И вдруг выразительный глубокий вздох ответил мне. Это поразило всех. Снова я заговорила с ним, тихо и нежно. Снова нечеловеческим усилием ответил мне такой же вздох, и все стихло навеки».

Супруги Толстые любили друг друга с высочайшей требовательностью. Их взаимные «прегрешения» были ничтожны в сравнении с тем, что он сделал в литературе, а она в том, чтобы его наследие дошло до потомков.

Курсы по гомеопатии для врачей

 

 

Ознакомиться с темой подробнее Вы можете в книгах И.В. Долининой: